Меня забрали из детского дома, а я оказалась предательницей для них

До сих пор помню, как впервые увидела Гришку. Рыжий, с торчащими в разные стороны волосами, весь усыпанный веснушками, а нос такой курносый — ну прямо чудо, а не мальчишка!

Я тогда сидела на уроках, вроде бы слушала учителя, но всё время косилась на него. Ну а он что? Тоже не отставал — то тетрадкой шуршит, то ручку роняет специально, лишь бы я на него обратила внимание.

— Гриш, опять ручку потерял? — шептала я через два ряда.

— Она сама! — делал круглые глаза он, еле сдерживая улыбку.

Учительница то и дело нас одергивала:

— Машенька! Григорий! Прекратите отвлекаться! Или мне родителей вызывать?

К концу года я, конечно, заслужила звание самой вредной ученицы класса.

Мама, которая одна меня растила, после каждого собрания хваталась за голову:

— Сколько можно?! — восклицала она. — Ещё одно замечание — отдам тебя дядьке-милиционеру! Или, хуже того, в детский дом!

Для меня, семилетней, перспектива попасть в детский дом не казалась уж такой страшной — ну и что, детей там много, игрушек, наверное, тоже полно. А вот милиционер... Брр! Мурашки по коже.

А потом случилось то, чего я даже в самых страшных снах не могла представить.

В свой десятый день рождения я шла из школы домой. Настроение было... ну, обычное. И вдруг — сирены, мигающие огоньки "скорой" и полиции около нашего дома.

Я сначала замерла. А потом увидела маму... Она лежала прямо на асфальте, неподвижная. Всё остальное словно в тумане. Пьяный сосед сбил её, даже не притормозив... И мир рухнул.
Так я попала в детский дом. Никого из близких у нас не было — некому было забрать меня.

Там, за высокими заборами и серыми стенами, я провела пять долгих лет. Пять лет одиночества, слёз и мечт о чуде.

И оно всё-таки случилось.

В один из серых, обычных дней воспитательница подозвала меня:

— Машенька, к тебе пришли.

Я сжалась от страха — мало ли кто. Захожу в комнату — стоит женщина. Строгая, но тёплая.

— Привет, солнышко, — сказала она, улыбнувшись.

Я насторожилась:

— А вы кто?

Она засмеялась тихо:

— Неужели не узнаёшь? Помнишь Гришку? Того самого, рыжего, забияку из твоего класса?

Я уставилась на неё:

— Вы... мама Гриши?

— Точно! — кивнула она. — Когда узнала, что ты здесь... Сердце не выдержало. Мы с мужем решили — ты должна быть с нами.

Так я снова обрела семью. Новую. Настоящую.

Жизнь в доме тёти Оли и дяди Паши была совсем другой. Меня окружили теплом, заботой. И Гришка... Он совсем вырос. Стал высоким, красивым. Его голубые глаза сводили меня с ума.

Порой я ловила себя на мысли, что сердце моё начинает бешено стучать, стоит ему просто коснуться моей руки.

— Маш, ну чего ты на меня так смотришь? — смеялся он.

— Да ну тебя... — отводила глаза я, краснея.

Но Гришка тоже всё понимал. Не надо было слов. Всё читалось во взгляде, в случайных прикосновениях.

Однажды, в тишине летнего вечера, когда мы сидели в саду, он вдруг обнял меня за плечи.

— Гриш... — прошептала я, — это ведь... грех, наверное?

Он посмотрел мне в глаза серьёзно-пресерьёзно:

— Может и грех... А может, самое настоящее счастье.

Мы были юными, глупыми и беззаботными. И не подумали о последствиях.

Через год я узнала, что жду ребёнка.

Когда новость всплыла, в доме начался настоящий ад.

Тётя Оля, узнав обо всём, влепила мне пощёчину:

— Шлюха! — кричала она. — Как ты посмела? Мы тебе как родные были!

Я стояла молча, не в силах возразить. Всё внутри меня обожгла боль — не только от слов, но и от предательства.

Родить мне не разрешили. Сказали — позор на всю семью.

Стоя у дверей операционной, я только шептала одну молитву:

— Господи... Пусть я не проснусь...

Но я проснулась. Жизнь, видимо, решила меня не отпускать.

Как только мне стукнуло восемнадцать, я сбежала из того "дома".

Сначала было страшно. Жила где придётся, иногда голодала. Работала где только брали — продавцом, посудомойкой, уборщицей.

Но каждое испытание делало меня сильнее.

И вот однажды, судьба снова улыбнулась.

Я встретила Олега.

С первого взгляда он стал для меня опорой. Я рассказала ему всю свою историю — без утайки, без прикрас.

Он слушал молча, крепко держа меня за руку. А потом сказал:

— У каждого грешника есть будущее. И у каждой святой — своё прошлое. Главное, что ты есть здесь и сейчас. И я люблю тебя.

Я впервые за долгое время заплакала — не от боли, а от счастья.

Теперь у меня есть семья. Настоящая. Своя.

И пусть путь был долгим и трудным — он стоил того.