Невестка запретила мне общаться с сыном, сказав, чтобы я оставила его в покое

Трубка в моей руке внезапно стала ледяной и чужой. Только что я слышала голос Леры, жены моего сына, но слова её были такими острыми и чужими. 

— Анна Сергеевна, прошу вас, оставьте Артёма в покое. Ему нужна свобода, а не ваши ежевечерние допросы. 

Я едва дышала, пытаясь осмыслить услышанное. 

— Позови, пожалуйста, Тёму. Мне нужно всего минуту. 

— Он не может подойти. И не сможет. Вы должны это понять. У него теперь есть я, и ваша сверхопека только мешает. 

Она сбросила. Я набрала номер снова — короткие, равнодушные гудки. 

Как мы дошли до этой точки? Вспомнилось наше первое знакомство. Лера тогда показалась милой и скромной. Помню её слова: «Артём так вас уважает, Анна Сергеевна». Она внимательно слушала мои истории, помогала накрывать на стол. 

Все изменилось после их возвращения из отпуска. Мой первый звонок был встречен не радостью, а раздражением. 

— Мам, мы только-только приехали, можно я потом перезвоню? — сказал он устало. 

Я почувствовала, как что-то надломилось в его голосе, той теплой интонации, что всегда была для меня лекарством. С тех пор разговоры становились короче, а паузы между ними — длиннее. Чаще трубку стала брать она. 

Решение о переезде стало для меня ударом. Он позвонил сам, взволнованный и счастливый. 
 
— Мам, представляешь, мне поступило предложение из Питера! Карьера, перспективы!

— Сынок, это так далеко. А как же твой дом? А я? 

— Ты справишься. Ты же у нас сильная, — ответил он, и в его голосе не было и тени сомнения. 

Сильная. Да, мне приходилось быть сильной, когда его отца не стало, и мы остались вдвоем в этой пустой квартире. 

Первое время из Санкт-Петербурга он звонил часто, делился впечатлениями. Я слушала его восторженные рассказы и радовалась, гася собственную тоску. Но постепенно его энтузиазм угас. Звонки стали редкими и казенными. 

— Все хорошо, мам. Дела. Лера передает привет. 

И снова эта фраза, будто заклинание: «Лера считает…», «Лера говорит…». Её мнение стало для него законом. 

Сегодня последняя надежда рухнула. Я набрала его номер после двух недель мучительного молчания с моей стороны, боясь снова услышать это отстраненное «занят». Ответила она. И сказала то, что перечеркнуло всё. 

Я подошла к книжной полке, где стояли наши общие альбомы. Вот он, семилетний, с разбитой коленкой, крепко сжимает мою руку. Вот мы на катке, ему шестнадцать, он смеётся, обняв меня за плечи. Куда подевался тот мальчик? Тот, кто обещал всегда быть рядом? 

Зазвонил домашний телефон. Я ринулась к нему. 

— Алло! 

— Анна, здравствуй, — сказала соседка. — Я только что твоего Артёма видела в супермаркете! С супругой. Наверное, в гости приехали? 

Мир поплыл вокруг. Он здесь. В нашем городе. И я для него больше не существую. 

Я позвонила своей подруге Галине. 

— Галя, можно я к тебе? Больше не могу быть одна. 

— Конечно, Анюта. Приезжай немедленно. 

В её уютной кухне, за столом, заваленным печеньем, я наконец разрыдалась. Рассказала всё. 

— Дорогая моя, — вздохнула Галя, наливая мне чаю. — Тебе нужно отпустить его. Не физически — ты и так это сделала. Отпустить душой. Он выбрал свой путь. Тебе пора начать жить для себя. 

Возвращаясь домой, я думала о её словах. Она была права. Все эти годы я жила им, его успехами, его проблемами. А себя забыла. Свои мечты, свои маленькие радости. 

Дома я подошла к окну. Где-то там, в этом весеннем вечере, шёл мой взрослый сын. Со своей женой. Со своей жизнью. Я не знала, вернётся ли он когда-нибудь. Но я знала одно: моя жизнь не закончилась. Она просто должна стать другой. Пора учиться быть просто Анной. А не только матерью Артёма.