Жена брата практикует «естественное родительство», но их ребенок растет диким и странным

Всегда считала моего брата Максима человеком здравомыслящим. Мы выросли в одной квартире, делили все на двоих, и я бы никогда не подумала, что он способен на подобный союз. Его избранница, Снежана, с первой же встречи показалась мне существом с другой планеты. Она исповедовала философию «естественного родительства», говорила о «вселенских вибрациях» и утверждала, что педагогика — это насилие над личностью. 

Мои родители, люди терпимые и тактичные, были в легком шоке. Помню, как я, не в силах сдержаться, спросила его при всех: 

— Неужели тебе с ней интересно? Ты же всегда тянулся к людям с твердой почвой под ногами. 

Его реакция была бурной. Он кричал о том, что мы не уважаем его выбор, не хотим понять его счастья. Мы, конечно, отступили, сделали вид, что все приняли. Но в душе оставалась горечь. 

Я дистанцировалась, а вот родителям приходилось поддерживать видимость отношений. Когда у них родился сын Елисей, хаос лишь усугубился. Снежана планировала роды в океане, но, к счастью, отложила эту идею. Медицину она презирала, вакцинацию называла преступлением. Максим молчал, стискивая зубы, но противостоять ей не решался. 

К своему племяннику я не чувствовала ничего, кроме легкой жалости. Мальчику скоро исполнится пять, а он совершенно дикий. Его невозможно было брать на руки — мать тут же начинала выть о нарушении его пространства. Он царапался, рычал, а однажды на семейном ужине с удовольствием ел землю из цветочного горшка. Попытка сделать замечание вызывала у Снежаны приступ ярости. 

Я никогда не приглашала их к себе, но после покупки собственного жилья избежать этого стало невозможно. Брат вложил в ремонт часть своих сил, и я была ему благодарна. Я понимала, что он придет не один. 

Я мысленно готовилась к нашествию, но реальность превзошла ожидания. Елисей с ходу начал исследовать новое пространство методом тотального разрушения. Пока его отец курил на лестничной клетке, а мать умиленно следила за «творческими порывами» чада, я пыталась спасти свои вещи. Переломный момент наступил, когда я обнаружила, что дверь в комнату, где в террариуме жил мой ручной толстохвостый геккон по имени Герда, распахнута. 

Я застыла на пороге, увидев, как племянник, сжимая в кулачке бедную ящерицу, пытается сунуть ее в карман куртки. Я осторожно забрала у него питомца. 

— Ты что делаешь? Он же просто изучает мир! — взвизгнула Снежана, подбегая к нам. — Не мешай ему познавать живое существо! 

Я была в ужасе от ее слов. Она прекрасно понимала, что Герда — не игрушка. 

— Смотри, он расстроился! — тыкала пальцем в сына моя невестка. 

Мальчик, не проронив ни слезинки, закатил пронзительный вопль и повалился на пол. В этот момент в квартиру вошел Максим. Его жена тут же набросилась на него с истеричным объяснением: 

— Твоя сестра! Она издевается над нашим мальчиком! Отобрала у него живую игрушку и теперь пугает его! 

Я молча показала брату перепуганного геккона. Лицо Максима побелело. Без лишних слов он решительно взял за руку ревущего сына, схватил супругу за локоть и буквально выпроводил их обоих за дверь. На прощание он лишь обреченно прошептал: 

— Прости. Я всё понимаю. 

Я надеюсь, что этот инцидент станет для него последней каплей. Он должен забрать сына и вырастить его вдали от этого безумия. Иначе мальчик вырастет настоящим тираном, не знающим ни границ, ни сострадания.