– Все родные будут пальцем показывать! – свекровь была против, чтобы я выходила замуж в положении

Мы с Игорем были вместе почти шесть лет, последние три из них — под одной крышей. Свадьбу откладывали не из-за нерешительности, а по практическим соображениям: институт, старт карьеры, желание накопить на достойный праздник, а не скромную роспись. Мы мечтали о большом торжестве. 

Всё изменилось, когда я забеременела. Решение пришло мгновенно — мы хотим, чтобы наш малыш родился в официальной семье. Ирония судьбы заключалась в том, что как раз к тому моменту мы наконец собрали нужную сумму. Казалось, сама вселенная нам благоволит. 

— Родные, мы назначили дату, — объявили мы на семейном ужине. 

Мои мама с папой расцвели от счастья. А вот лицо матери Игоря, Анны Викторовны, вытянулось. Она молча вышла в гостиную, где мы сидели, и рухнула в кресло. 

— Не могу поверить, — прошептала она. — Вы решились на это сейчас? При вашем… положении? Это же полный срам! 

— В каком смысле? — не понял Игорь. 

— В самом прямом! Вся улица, все родные будут пальцем показывать! Невеста в интересном состоянии в белом платье — это просто неприлично! 

Я попыталась вставить слово, чувствуя, как закипаю. 

— Мы не крадёмся тайком, мы делимся радостью. И мы сами всё оплатили. 

— Тогда скромно распишитесь в загсе без лишних глаз! — парировала она. — Зачем этот цирк? Белое платье… Символ чистоты! Какая уж тут чистота? 

Её реакция меня огорошила. Мы всегда хорошо общались, и её внезапный консерватизм был полной неожиданностью. Казалось, её подменили. 

За неделю до события начали съезжаться родственники. Среди первых прибыла бабушка Игоря, Ефросинья Петровна, мать его покойного отца. Женщина с колким умом и пронзительным взглядом, пережившая всех на своём веку. Она сразу обняла меня так, что хрустнули кости. 

— Молодец, детка, не стала тянуть резину. А то кости истлеют, пока эти мямли решатся, — громко расхохоталась она. 

Я заметила, что в присутствии Ефросиньи Петровны моя будущая свекровь заметно сникала, говорила тише и старалась не перечить. Но за день до церемонии Анна Викторовна завела свою шарманку, застав меня одну на кухне. 

— Ты всё ещё не передумала насчёт пышного банкета? Подумай о репутации семьи. 

В дверном проёме, как призрак, возникла Ефросинья Петровна. 

— Аннушка, а помнишь, как ты сама с животом под венец шла? И не просто шла — твой отец моего Костю граблями до алтаря гнал, чтоб не сбежал! Ты на седьмом небе была от своего «белого цвета невинности»! А теперь невестку поучаешь? Не позорься сама-то! 

Воздух застыл. Анна Викторовна побелела, будто её присыпали снегом. Она не нашлась ничего ответить. Тайна, которую она хранила десятилетия, рассказывая о «семимесячном» первенце, была выставлена на солнце. 

Больше никаких упрёков я не слышала. Наша свадьба была по-настоящему счастливой. Мы с Игорем смеёмся теперь над этой историей, но при его маме тему не поднимаем. Удивительно: те, кто громче всех кричит о морали, часто сами сидят в стеклянном доме.