Учительница высмеяла моего сына перед классом, и его начали травить

Восемь лет мой сын отучился в одной школе, и ни разу у меня не возникало повода для серьезного беспокойства. Обычные детские стычки, мимолетные обиды — все это решалось само собой и забывалось за совместной игрой в приставку или во дворе. 

Все изменилось в девятом классе. За лето Лёня сильно изменился: из крепкого мальчишки он превратился в угловатого, нескладного великана. Его плечи стали широкими, а лицо покрылось россыпью прыщей, против которых мы вместе с врачами вели безнадежную войну. Специалист успокаивал, что это временно, что нужно набраться терпения, правильно питаться и ждать. 

Сначала в школе на его перемену отреагировали спокойно. Кто-то из ребят удивленно цокал языком, кто-то похлопал по плечу. Но вскоре все смолкло. А потом я стала замечать, как гаснет мой веселый парень. Он возвращался мрачным, забивался в свою комнату, а его оценки поползли вниз с катастрофической скоростью. Потом раздался звонок от классной. 

— Алло, это Марина Викторовна? Вас беспокоит Ольга Дмитриевна, классная руководительница. Хотела поинтересоваться, с чем связаны частые пропуски Леонида? 

Для меня это было неожиданностью. Каждое утро я видела, как он выходит из дома с рюкзаком. Оказалось, он просто бродил по улицам. 

Первый наш разговор напоминал допрос, который провалился. Он сидел, опустив голову, и молчал. Мы с отцом не могли вытянуть из него ни слова. Он лишь пообещал, что больше не будет прогуливать. Но вместо прогулов начались бесконечные жалобы на головную боль и тошноту. Мы с мужем поняли: дело не в здоровье. 

Спустя неделю терпеливых расспросов правда вышла наружу. Всему виной была новая учительница истории, Анна Аркадьевна, которая пришла на смену прежнему педагогу. 

— Знаешь, мам, — с волнением говорил он, — на прошлой неделе она велела мне отвечать про Русско-японскую войну. Я запнулся на датах. 

— И что же она сказала? — спросила я, чувствуя, как сжимается сердце. 

— Она громко так, на весь класс, сказала: «Ну, Леонид, богатырский у тебя рост, а умственные способности, видно, на маковое зернышко». Все засмеялись. 

Это было только начало. Потом, раздавая контрольные работы, она вручила ему тетрадь со словами: «Ты, наверное, кашу вместо чернил использовал, раз такое написал. Иди, отмойся, а то от тебя несет глупостью». Класс снова хохотал. 

Этого было достаточно. Одноклассники, почувствовав одобрение свыше, подхватили эту игру. Его дразнили «глупым великаном», от него шарахались в столовой, притворно зажимая нос. Он пытался отшучиваться, как учил отец, но это не помогало. Силы отвечать кулаками у него было предостаточно, но мы всегда учили его разрешать конфликты иначе. И он просто сбегал. 

Я не пошла выяснять отношения с Анной Аркадьевной. Мое обращение к директору было коротким и бесплодным. 

— Марина Викторовна, вы слишком эмоциональны, — сказала она, глядя на меня поверх очков. — Анна Аркадьевна — педагог с огромным стажем. Уверена, ваш Леонид просто неправильно ее понял. Мы, конечно, проведем беседу о культуре речи. 

В тот момент я все поняла. Атмосфера в школе была отравлена, и мой сын здесь просто не выживет. Я забрала его документы на следующий же день. 

Теперь он учится в другой школе. Прошло три месяца. Он еще не отличник, но с удовольствием ходит на занятия и уже смотрел несколько новых фильмов с ребятами после уроков. Я смотрю на него и жалею лишь об одном — что он не доверился нам раньше. Мы бы избавили его от нескольких месяцев тихого отчаяния.