– Ты должна ее заставить! – заявила свекровь, когда моя дочь прекратила общение с отцом

мнение читателей

Все эти годы после развода я старалась держать шаткий мост между отцом и нашей дочерью. Мне казалось, это мой долг. Но, видимо, одна я верила в эту хрупкую связь.

Лена осталась со мной, когда ей было шесть. Я никогда не стояла у нее над душой с вопросами об отце, всегда передавала его подарки и радовалась их редким встречам.

Все изменилось, когда дочь пошла в школу. Владимира, моего бывшего, словно подменили. Наш общий ребенок превратился для него в ведомость с отметками. Их редкие разговоры сводились к сухому допросу: «Почему четверка, а не пятерка?». Лена учится хорошо, но идеал — не ее конек. Я всегда ценила ее самостоятельность: никаких репетиторов, все задания она щелкает сама. Для меня это куда важнее высших баллов, добытых чужими подсказками.

Ее настоящей страстью всегда было рисование. В десять лет она поступила в художественную школу. Ее работы завораживали меня. Педагоги отмечали особый, живой взгляд. Были, конечно, и сомнения, один раз она даже хотела все бросить, но нашла в себе силы продолжить.

И вот настал день выпуска. Лена получила красивый аттестат. С сияющими от счастья глазами она сделала снимок и тут же отправила бабушке и отцу. Моя мама ответила потоком восторженных сообщений. А что ее папа? Он взял и обвел красным единственную тройку — по композиции — и начертал сверху: «Позор! И это твой уровень?».

Я не успела опомниться. Еще минуту назад счастливый ребенок теперь рыдал, прижавшись лбом к стеклу. А потом произошло то, чего я не ожидала. Лена молча взяла телефон и заблокировала номер отца. Я этого не видела.

Через несколько недель Владимир начал бомбардировать меня гневными звонками.

— Ты что ей там наговорила? Я не могу дозвониться! Ты настраиваешь ее против меня!

Я была в полном неведении. Разговор с дочерью открыл мне всю правду.

Я попробовала стать миротворцем.

— Владимир, ты сильно ее обидел. Просто извинись.

В ответ услышала ледяное:

— Что? Перед этой плаксой? Никогда.

На следующий день раздался звонок от его матери. Она долго рассуждала о семейных ценностях, а под конец заявила:

— Не уподобляйся тем стервам, что травят детей на родного отца. Заставь Лену с ним общаться! Он же кровь!

Мои объяснения разбились о стену непонимания.

Теперь я зажата в тиски. С одной стороны — моя дочь, чью боль я понимаю и разделяю. С другой — угрозы опекой и судом за «срыв общения». Предать Лену я не могу. Но как доказать им, что сломанное доверие не склеить силой?

В рубрике "Мнение читателей" публикуются материалы от читателей.