Свекровь научила моего сына, чтобы он не ел домашнюю еду, потому что это опасно

Женщина, которая с нетерпением ждала внука, теперь методично травила его сознание против нас. Ирина Петровна, моя свекровь, с первых дней проявляла к ребенку болезненную одержимость. Помню, как приезжала из больницы, едва взяв сына на руки, а она уже тут как тут, выхватывала его у меня с упреком: 

— Не умеешь ты правильно младенцев держать, Леночка! Костей хрупких не жалеешь! Дай я! 

Сначала я терпела, старалась быть мягкой, но вскоре запасы вежливости иссякли. Мое сопротивление она восприняла как объявление войны. 

Она всегда была мастером скрытых интриг. Помню, как пропал мой старинный кулон, подарок бабушки. А через неделю я увидела его на Ирине Петровне. 

— Это же мое! — не выдержала я. 

Она лишь холодно усмехнулась: 

— Что ты мелешь? У мужа моего был точно такой. Он мне его и подарил. 

Мой супруг, Максим, знал правду, но доказать что-либо было невозможно. Она всегда выходила сухой из воды. 

Однажды, после нашего семейного ужина, раздался ее звонок. Она, задыхаясь, сообщила, что я чуть ли не насмерть отравила ее тем самым пирогом с вишней. 

— В какой вы клинике? — испугалась я тогда. — Сейчас приеду! 

В ответ — гудки. Когда Максим заглянул к ней под предлогом забрать забытые документы, она была дома, абсолютно здорова и варила борщ. 

С рождением Миши все усугубилось. Некоторое время она вела себя тихо, но потом снова вошла в нашу жизнь, выпрашивая встречи. Слезные мольбы по телефону: 

— Лена, я все осознала! Дай мне возможность исправиться, увидеть малыша! 

Я опять поддалась. Это была роковая ошибка. 

Недавно, чтобы я могла заняться своей запущенной спиной, она стала забирать Мишу из садика. Вроде бы все шло хорошо: гуляли, кормили, возвращали домой уставшего и довольного. Наш трехлетний сынишка уже вовсю строил сложные предложения. И вот вчера, вернувшись от бабушки, он подошел ко мне, глядя серьезными глазами. 

— Мам, я кушать не стану. 

— Хорошо, перекусим позже. 

Но к вечеру он упрямо отодвинул тарелку. 

— Ты не голоден? — спросила я. 

— Нет. 

— Тогда в чем дело? 

— Я больше не буду. Никогда. 

Я опустилась перед ним. 

— Миш, почему? 

— Ты хочешь сделать мне плохо с едой. 

Мы с Максимом переглянулись в леденящем душу ужасе. 

— Откуда ты такое взял? — тихо спросил муж. 

— Это бабуля сказала. Она думает, что мама опасная. 

— Бабушка тебе это прямо сказала? — переспросила я. 

— Ага. Но я тебе верю. Ты готовишь вкусно. 

Максим молча вышел из комнаты, чтобы позвонить. Я же обняла сына. 

— Давай поужинаем вместе? Я попробую каждую ложку раньше тебя, обещаю. 

Пока он с недоверием, но соглашался, из гостиной доносился гневный голос свекрови: 

— Да он все выдумывает! В его возрасте дети фантазируют! Это в саду наверняка кто-то нашептал! 

Я не верила ни единому слову. Слишком уж знаком был этот почерк. Она уже пыталась обвинить меня в отравлении. Какая была цель на этот раз? Посеять в нем страх? Отнять у меня сына? У нее не вышло. Вернее, пока не вышло. 

Сейчас, глядя на спящего Мишу, я понимаю — доверию конец. Война, которую она начала так давно, перешла черту. Теперь я буду защищать своего ребенка не от навязчивой любви, а от чудовищной лжи. И никакие ее манипуляции больше не сработают.