Шефиня с неохотой отпускает сотрудников-мужчин на больничный и всячески ущемляет наши права

Последнее время меня не оставляет мысль, что нам, мужчинам, пора бы вспомнить о собственном достоинстве. Иначе нас окончательно затрут. Я тружусь в отделе, где гендерный баланс формально соблюден, но бразды правления крепко сжаты в женских руках. Нашу руководительницу зовут Светлана Аркадьевна, и под ее началом я начал ощущать себя не специалистом, а источником постоянных подозрений. 

Я давно подметил, насколько избирателен ее подход. Если одна из коллег приболела, даже с легким недомоганием, это воспринимается как норма. Все понимающе кивают, желают скорейшего выздоровления. Но когда нездоровится мне, атмосфера в кабинете мгновенно сгущается. Светлана Аркадьевна будто бы включает какой-то внутренний детектор лжи. Ее звонки в такие дни – это настоящий допрос. 

— Так что же у тебя за симптомы? — начинает она. — Температура есть? А горло? Документы от врача обязательно принеси, да побыстрее. 

После каждого такого разговора на душе остается неприятный осадок, будто ты не честно взял положенный по закону отдых для восстановления, а совершил нечто предосудительное. Я ведь обычный живой организм, почему мне должно быть стыдно за свое неидеальное состояние? 

Наши сотрудницы, почувствовав поддержку шефини, научились виртуозно использовать эту благосклонность. Я как-то раз невольно услышал разговор двух девушек из бухгалтерии у кофейного аппарата. 

— Совсем нет сил, хочу домой. 

— А Светлана Аркадьевна отпустит? 

— Скажу, что просто плохо себя чувствую. Женские проблемы, сама понимаешь. Срабатывает безотказно. 

Мне, конечно, не жалко. Пусть себе отдыхают. Но отчего же мой законный выходной превращается в целую операцию с получением одобрения от вышестоящих инстанций? 

Наша начальница любит ввернуть на планерках, что современные мужчины утратили былую стойкость. Мол, их деды сутками не вылезали из цехов, превозмогая любую хворь. А нынешние, с их офисной работой, и с насморком разлеживаются. Она будто не понимает, что сотрудник, который едва держится на ногах, вряд ли принесет ощутимую пользу. Мы же не на заводском конвейере стоим, где важен каждый мускул. 

Однажды я не выдержал и парировал, что в прежние времена и дамы до последнего часа трудились в поле, не зная поблажек. Эта реплика сделала меня в ее глазах персональным оппонентом. С тех пор она относится ко мне с особым, леденящим душу вниманием. 

В позапрошлом месяце я сильно повредил связки на ноге во время пробежки. Врач строго-настрого велел держать конечность в покое. Когда я, хромая, вернулся после лечения, Светлана Аркадьевна встретила меня язвительной фразой: 

— Ну что, наш страдалец, встал наконец на ноги? В следующий раз будьте аккуратнее с физкультурой. 

Теперь, стоит мне лишь кашлянуть, она тут же интересуется, не повредил ли я опять свою «хрустальную» конечность. Эта насмешка действует на нервы. 

Предвзятость достигла абсурда. Чтобы посетить стоматолога с острой болью, мне пришлось оформлять день за свой счет. Ее ответ был предсказуем. 

— Опять ваши отговорки. Вам бы только рабочие часы сокращать. Никакой ответственности. 

Мысль о написании жалобы казалась бесполезной. Вся система здесь выстроена под ее взгляд. С каждым днем сдерживаться становится все труднее. Я опасаюсь, что в один далеко не прекрасный миг мое терпение лопнет, и я наговорю ей много такого, о чем потом придется жалеть. 

Поэтому я все чаще просматриваю вакансии. Раньше, до ее прихода, мне и в голову не приходило покидать насиженное место. Но мое самочувствие – это моя личная собственность, а не корпоративный актив. Я устал ежедневно доказывать, что имею право приболеть, как и любой другой человек.