– Раньше не боялись тяжелой работы, – свекровь любила самоутвердиться за счет меня

С первых же дней свекровь взяла на себя роль моей наставницы. 

— Марина, цветы на подоконнике нужно поливать утром, а не на ночь. Иначе корни могут загнить, — в ее голосе всегда слышалось нескрываемое превосходство. 

Я молча принимала к сведению, но продолжала действовать исходя из своих соображений. Это её неизменно раздражало. Критике подвергалось всё: от способа хранения овощей до того, как я развешивала постиранное бельё. Даже мои профессиональные успехи не становились смягчающим обстоятельством. 

Антон сначала пытался выступать миротворцем, но вскоре его пыл угас, и он предпочёл отстраниться. Я же замыкалась в себе всё больше, предпочитая молчание бесполезным спорам. Свекровь была уверена в своей правоте — возраст и опыт давали ей, как она считала, неоспоримые моральные преимущества. 

На любом семейном торжестве София Михайловна неизменно становилась центром притяжения. Она с удовольствием делилась воспоминаниями о годах лишений, о том, как одна поднимала сына, как справлялась с любыми трудностями. Моя роль сводилась к фоновой работе на кухне и сервировке стола, за что я редко слышала слова благодарности. 

В ответ я лишь опускала взгляд. Возможно, со стороны это выглядело как покорность, но внутри меня копилось сопротивление. 

В воскресенье мы собрались за ужином, и София Михайловна, как обычно, направляла беседу. 

— Ты не представляешь, Антон, какая сегодня была очередь в булочной, — начала она. — Пришлось потратить полдня. Некоторые, — она бросила взгляд в мою сторону, — могли бы и помочь, но, видимо, личные дела важнее. 

Я молчала, накладывая салат в тарелку. 

— Марина вообще редко бывает в тех краях, — добавила она, обращаясь к сыну. — Наверное, не знает, где эта булочная находится. 

В тот вечер я чувствовала себя особенно уставшей после сложного рабочего проекта. 

— София Михайловна, а вам никогда не казалось, что постоянные намёки — это просто способ подтвердить собственную значимость? 

— Я прожила с вами под одной крышей два года, — продолжила я. — За это время я ни разу не услышала от вас ни одного доброго слова или простой благодарности. Только критика и сравнения. Мне кажется, пора прекратить этот бесконечный монолог. 

София Михайловна побледнела. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не нашла, что ответить. Её царственная уверенность вдруг дала трещину. 

— Я… я просто стараюсь, чтобы в доме был порядок, — наконец произнесла она неуверенно. 

— Порядок бывает разным, — ответила я. — И мне жаль, что вы не хотите этого видеть. 

Антон не произнёс ни слова. С тех пор атмосфера изменилась. София Михайловна стала говорить со мной реже и сдержаннее. Её замечания почти исчезли, уступив место молчанию. Мы продолжали жить вместе, но она понимала, что прежние отношения, построенные на её безусловном авторитете, уже не вернуть. Всё осталось на своих местах — и её идеально протёртая пыль, и мои не вовремя политые цветы, — но картина мира перевернулась, и вернуть ее назад было не в ее силах.