Начальница, гнобившая меня раньше, теперь находится в моем подчинении на новой работе

Шесть лет. Именно столько времени понадобилось, чтобы жизненные пути наши не просто пересеклись вновь, а поменялись местами с пугающей, почти злой иронией. Теперь я сижу в кабинете с окном, а она, Светлана Аркадьевна, чьи когда-то уничижительные взгляды заставляли меня сжиматься внутри, выходит ко мне с докладом. И этот доклад, как и всё в последние месяцы, превращается в поле для битвы, которую ведет лишь она одна. 

— Я считаю, ваше решение насчет отчета преждевременно, — ее голос, острый и уверенный, режет воздух на совещании. Ни «Ирина Петровна», ни даже простого «я думаю иначе». Просто — «ваше решение». Прямой вызов, брошенный при всех. 

Я делаю глоток кофе. 

— Методология была согласована на прошлом планерке, Светлана Аркадьевна. Мы будем действовать по утвержденному плану. 

Она усмехается, коротко и сухо, будто я сказала нечто заведомо глупое. Именно так она смотрела на меня тогда, когда я, вчерашняя выпускница, дрожащими руками подавала ей свой первый аналитический обзор. Год под ее началом стал для меня школой выживания, где не было места поддержке, а был лишь холодный расчет и постоянное унижение. Я держалась, потому что альтернатив не виделось. А она… она пила мою энергию, мою неуверенность, мою вынужденную покорность. 

Я ушла. Взяла и ушла в неизвестность, на менее оплачиваемую должность, но где ко мне относились как к человеку. Шесть лет я оттачивала мастерство, училась, горела работой. И вот — мой отдел, моя команда, мои проекты. А она… ее карьера, видимо, не сложилась. И теперь она здесь. 

И принесла с собой знакомый яд. Появились внезапные трения в некогда слаженном коллективе, необъяснимые обиды, шепотки за спиной. 

— Мне кажется, или Николай постоянно перекладывает свои обязанности на других? — как-то раз бросила она вскользь одной из коллег. 

И пошло-поехало. Ко мне уже подходили с претензиями, мол, почему я одна задерживаюсь, а остальные в положенный час убегают. Узнаю почерк. «Разделяй и властвуй» — ее коронный прием. Только теперь банка с пауками — моя. 

Каждый день — испытание. Рука так и тянется составить докладную за малейшее ее нарушение. О, их уже накопилось достаточно: сорванные дедлайны, «забытые» поручения, язвительные комментарии. Но я дышу глубже. Эмоции — плохой советчик. Я собираю папку. Тихо, методично, без лишнего шума. Каждый ее промах аккуратно фиксируется, каждое опоздание, каждый случай откровенного саботажа. 

Она, ослепленная своей борьбой за призрачное лидерство, даже не замечает, как роет себе яму. Я предупреждала ее, говоря четко и прямо о субординации. Бесполезно. 

Сильнее всего хочется не кричать, не устраивать разборок. Хочется одного — холодной, безупречной профессиональной справедливости. Чтобы, когда она получит приказ об увольнении, там не было ни единого намека на мои личные чувства. Только факты. Сухие, неопровержимые, безвозвратные. Как приговор. И этот день не за горами.