– Могу вышвырнуть тебя на улицу, – сказала свекровь, когда я отказалась рисковать здоровьем ради ее прихоти

Мне казалось, наша с Денисом история началась как самая настоящая сказка. Я без памяти влюбилась в его романтичную натуру и серьезные намерения. Мои мама с папой были от него в полном восторге, так что благословение на наш брак я получила без промедления. 

Первые месяцы мы прожили в своей уютной квартирке, но однажды супруг подошел ко мне с нелегким разговором. Его матери, Клавдии Петровне, предстояло сложное лечение, и он переживал, что ей будет трудно одной в большом доме. 

— Давай поживем у мамы? — предложил он. — Ей сейчас как никогда нужна поддержка. А наше жилье можем сдать, это поможет с финансами. 

Я всегда находила общий язык со свекровью, потому согласилась, не видя в этом большой проблемы. Однако с первых дней я ощутила неприязнь с ее стороны. 

Все изменилось после ее возвращения из клиники. Операция, о деталях которой мне не говорили, ожесточила ее. Позже я все поняла. 

— Целую жизнь вырезали, — плакалась она подруге. — Кому я теперь такая, недоженщина, сгожусь? А ведь мечтала о дочке… 

Мне стало ее искренне жаль, и я, стараясь лишний раз не тревожить, взвалила на себя весь дом: готовку, уборку, работу в саду. Физически она поправлялась быстро, но ее душа заживала иначе. Взгляд ее, устремленный на Дениса, полон был не материнской нежности, а ревнивой собственности. 

— Опять куда-то собрались? — слышала я ее колкий голос, стоило мне надеть что-то нарядное. — Деньги на ветер пускаете. Лучше б новую мебель в гостиную купили, чем по ресторанам шляться. 

Ее придирки становились все мельче. 

— Суп пересолен, — заявляла она, отодвигая тарелку. — И картошка недоварена. 

— Мам, все прекрасно, — пытался возразить Денис. 

— А, конечно, я уже и вкус не различаю! — вспыхивала она и уходила, хлопнув дверью. 

А потом она вдруг завела песню о внуках. 

— Когда ты уже одумаешься? — начинала она каждое утро. — Проблемы по женской части? Или карьера важнее? Роди — я сама выращу, мне ведь самой теперь не дано… 

Я устало объясняла, что мне лишь двадцать четыре, что хочу встать на ноги. Она лишь зло кривила губы: 

— Карьеристка. 

Я умоляла Дениса вернуться в нашу квартиру, но едва он заговаривал об отъезде, Клавдия Петровна заламывала руки: 

— Бросаете меня одну, больную! Никому я не нужна! 

Ему становилось стыдно, и я, видя его муку, сдавалась. 

Год спустя, получив долгожданное повышение, я с радостью сообщила мужу: 

— Денис, я готова. Давай попробуем. 

Он обрадовался, но попросил: 

— Давай останемся здесь, пока все не получится? Маме будет спокойнее. 

Беременность не наступала. Врач, к которому я обратилась, успокоил, найдя небольшие, но поправимые сложности. За ужином я поделилась новостями. Свекровь язвительно усмехнулась: 

— Говорят, такие проблемы бывают у девушек с бурным прошлым. Признавайся, были ли у тебя раньше… серьезные вмешательства? 

Денис поперхнулся. Сжав кулаки, я четко ответила: 

— Нет, Клавдия Петровна. Не беспокойтесь, мы справимся. 

Когда я забеременела, гонения лишь усилились. Мне, уже на сносях, приходилось выполнять тяжелую работу. Однажды она велела мне прочистить водосточную трубу, стоя на шаткой стремянке. Это было уже слишком. 

— Нет, — сказала я твердо. — Это опасно для ребенка. Денис сделает это вечером. 

— Я требую сейчас! — взревела она. — Не смей мне перечить! Забыла, кто в этом доме хозяин? Могу вышвырнуть тебя на улицу к твоим нищим родителям! 

Я не стала спорить, вызвала такси. Прощаясь с этим домом, я знала — пути назад нет. 

Денис примчался вечером, отказываясь верить. 

— Мать не способна на такое! Она не монстр! 

Я молча протянула телефон с ее гневными сообщениями. Он поехал к ней, а вернувшись, был бледен и молчалив. Мы вернулись в свою квартиру. 

Нашу дочь мы забрали из роддома без Клавдии Петровны. Она так и не простила «предателя-сына», выбравшего «чужую женщину». И я не жалею. Иногда самые крепкие стены приходится возводить не вокруг дома, а вокруг своего сердца.