– Вы знаете, кто его мать? – завуч сказал не трогать наглого ученика из-за связей его матери с высшим руководством

Мой педагогический стаж невелик. В прошлом сентябре мне доверили первый в жизни класс. Мы вместе организовывали праздники, лидировали в школьных олимпиадах, и с учебой у моих подопечных проблем не возникало. 

В этом году у нас появился новичок. Степан разительно контрастировал с остальными. Плечистый, на полголовы выше сверстников. Ко всему прочему — отпетый сорвиголова и хронический неуспевающий. Он задевал одноклассников, дергал девочек за волосы, грубил педагогам. И это всего лишь шестой класс! 

Я не раз приглашала в учебное заведение его родителей. Лишь единожды соизволила прийти его мать. Эффектная женщина с идеальным маникюром, в дорогом костюме. Ее взгляд скользнул по моему скромному платью. 

Я стала описывать поведение ее ребенка. Выслушав меня с надменной улыбкой, она заявила: 

— Вы же педагог, вот и воспитывайте. Моя задача — обеспечивать сына. 

— А ваша родительская ответственность? — не удержалась я. 

— Она заключается в том, чтобы платить за его кружки и репетиторов, — отрезала она и удалилась, оставив в воздухе терпкий аромат парфюма. 

После этой беседы я отправилась к завучу. Выслушав меня, он вздохнул и понизил голос: 

— Елена Викторовна, проявите снисходительность. Его семейная ситуация… деликатна. Знаете, кто его мать? 

— В карточке указано, что мать — ассистент руководителя в консалтинговой компании. 

— Ассистент, — горько усмехнулся он. — Весь коллектив в курсе, вы одна не в теме. Эта дама — близкая подруга нашего градоначальника. Неофициальная, вы меня понимаете? 

— Любовница? — уточнила я. 

— Не стоит употреблять такие резкие слова. Во избежание лишних сложностей. Возвращайтесь к своим обязанностям. 

Я не собиралась мириться с подобным положением вещей и продолжала пресекать его проделки. Если он кого-то толкал, я заставляла его извиняться при всем классе. Если срывал урок — отправляла его в пустой кабинет на размышление. Коллеги косо смотрели на мои методы, но я стояла на своем. 

Однажды я застала его за странным занятием: он старательно выцарапывал на столешнице что-то острым концом циркуля, потом закрашивал ручкой. Я молча наблюдала. После звонка я жестом подозвала его остаться и показала на приготовленные мною ведро с мыльным раствором и губку. 

— За работу, — сказала я твердо. 

— Это еще почему? — вызывающе спросил он. 

— Ты испортил школьное имущество. Теперь приведи его в порядок. 

— Не стану! Позвоню маме, она быстро все уладит. Вы знаете, с кем она дружит? 

— В курсе, — отрезала я, забрав у него из рук смартфон и выйдя, повернув ключ в замке. — Выйдешь, когда закончишь и постучишь. 

Он принялся колотить в дверь, требуя свободы. К счастью, кабинет был изолированным. Затем шум стих, и я напомнила через дверь о его задаче. Вскоре до меня донесся звук отжимаемой тряпки и недовольное сопение. 

В этот момент его телефон завибрировал. На экране горело «Мама». Я ответила и объяснила ситуацию. Ее реакция была предсказуема: поток обвинений в мой адрес, крики о самоуправстве. 

Когда она приехала, мы как раз спускались по лестнице. Стол был чист, а Степан выглядел задумчивым. 

— Знаете, Елена Викторовна, а вы — сильный человек, — негромко произнес он вдруг. 

— В каком смысле? 

— Вы не боитесь. Мне жаль, что я так плохо поступаю. Иногда я просто не знаю, как еще поступить. 

Эта короткая беседа подтвердила мои предположения: передо мной был обычный ребенок, отчаянно нуждающийся во внимании и четких границах. 

— Как вы смели лишить моего сына связи и устраивать здесь каторгу?! — закричала она, приближаясь. 

— Мам, хватит, — твердо сказал Степан. — Учительница была права. 

— Права?! 

Она схватила его за локоть и почти побежала к выходу. На следующий день на меня поступила жалоба в районный комитет по образованию. К счастью, администрация школы меня поддержала. 

Степан не превратился в отличника, но его дерзость куда-то испарилась. Он начал слушать, стал спокойнее. Иногда достаточно просто показать, что есть непреложные правила. 

А вот его мать осталась прежней — все такой же надменной и конфликтной. Это тот самый случай, когда исправлять нужно в первую очередь взрослых, а не детей.