Дочь собралась замуж за ровесника своего отца, но меня пугает другое – он многодетный отец

Моя Анечка всегда была нежной и романтичной. Как же я удивилась, когда она привела Глеба. Не возраст пугал сильнее всего – ну, ровесник ее отца, моему Сергею было бы пятьдесят пять. Жизнь идет. Пусть. Испугалась, когда он вскользь упомянул о троих детях от первого брака – четырнадцатилетних близнецах и семилетней дочке. 

— Мам, он замечательный! — Аня сияла, прижимаясь к его плечу. Глеб улыбался снисходительно, как взрослый ребенку. — Умный, заботливый, с ним так… надежно. 

— Надежно, — повторила я задумчиво. — А дети, Анечка? Трое… Это же огромная ответственность. Ты готова стать… мачехой? В двадцать пять лет? 

— Они уже большие, почти самостоятельные! — отмахнулась она. — А Машенька – ангелочек. Глеб говорит, они будут рады новой маме. 

Глеб кивнул, его взгляд скользнул по мне, оценивающе и чуть устало. 

— Конечно, Анюта справится. Дети адаптируются. Главное – любовь и стабильность, которые я могу им дать. И Ане. 

«Стабильность». Я видела, как он смотрел на мою дочь – с восхищением, да, но и с оттенком собственника, человека, купившего дорогую, красивую вещь. Анечка же горела, ослепленная его вниманием и этой внезапной «взрослостью» ее положения. 

Свадьбу назначили через три месяца. Я пыталась осторожно говорить с Аней, намекать на сложности, на ее молодость, на то, что влезть в чужую семью с уже сложившимися порядками и детскими травмами – адский труд. 

— Мам, ты просто не понимаешь! — она сердилась. — Ты видишь только проблемы. А я вижу дом, семью, любовь. Я буду им настоящей мамой! 

Мой материнский инстинкт кричал, что это катастрофа. Не из-за разницы в возрасте. А из-за этих троих чужих детей, с их подростковым бунтом, ревностью, воспоминаниями о родной матери. Аня не представляла, во что ввязывается. Она видела только Глеба и розовые очки. 

Накануне свадьбы мы сидели в кафе, я пыталась в последний раз достучаться. Аня нервно крутила соломинку в стакане. 

— Доченька, просто подумай, — начала я снова. — Ты всю свою молодость отдашь на воспитание чужих детей. На конфликты, на больницы, на родительские собрания вместо путешествий и карьеры. Это же каторга! 

Аня подняла глаза. В них не было привычного огня или обиды. Была… усталость. И какая-то новая, незнакомая мне твердость. 

— Мам, — она сказала тихо. — Я все это уже поняла. Поняла неделю назад. 

Я замерла. 

— Как… поняла? 

— Поняла, зачем ему на самом деле нужна была молодая жена. — Она горько усмехнулась. — Не для романтики, мам. И даже не для себя. Мы встречались, я пыталась сблизиться с детьми… Близнецы меня ненавидят, это очевидно. Маша цепляется, как репей, требуя внимания 24/7. А Глеб… — она сделала паузу, — Глеб вечером, когда дети наконец засыпали, приходил ко мне и первым делом спрашивал: «Ну как? Справилась? Они слушались? Маша поела? Уроки сделали? Завтра у Кирилла футбол в восемь, не забудь отвезти». 

Я слушала, не дыша. 

— Он не спрашивал, как я. Не спрашивал, тяжело ли мне. Его интересовало только одно: справляюсь ли я с его детьми. Как няня. Как бесплатная прислуга с приятным бонусом для него лично. — Аня выпрямилась. — Я сказала ему сегодня утром. Все кончено. Свадьбы не будет. 

Воцарилась тишина. Шум кафе казался далеким гулом. 

— Но… но он же… а дети? — растерянно пробормотала я. 

— Пусть ищет профессиональную няню с соответствующим окладом, — холодно ответила Аня. — Или следующую невесту, готовую на эту роль. — Она вдруг улыбнулась, и в этой улыбке была не девичья романтика, а жесткая, взрослая горечь. — Мам, это же смешно, правда? Ты боялась, что я не справлюсь с ролью мачехи. А оказалось, он искал не жену, а администратора детского сада с интимными обязанностями. 

Все эти дни я боялась не того.