Жена сильно изменилась, внешне и внутренне, и я уже не узнаю в ней женщину, которую когда-то полюбил

Мы же все обсудили и решили еще до бракосочетания. Моя задача — обеспечивать семью финансово, ее — создавать и хранить домашний очаг. Получалось, что я честно выполняю свою часть уговора, а она внезапно решила от нее отказаться. 

Света утверждала, что, выйдя на работу, больше не в силах одна справляться с бесчисленными хозяйственными заботами. И ждала от меня поддержки. Я же не видел в этом необходимости. Меня все устраивало.  

— Люди имеют право меняться! — заметила она.

— Конечно, — согласился я, — но не за пару месяцев и не превращаясь в другого человека. 

Она замолчала, сжав губы. В ее глазах читалась усталость от этих бесконечных размолвок. Нашу недавно такую светлую совместную жизнь будто подменили. 

Смотря на нее сейчас, я с трудом узнавал ту самую Свету, в которую когда-то влюбился. Мы встретились три года назад. Я тогда, сраженный ее образом, бросился вдогонку за незнакомкой с каштановой косой и смеющимися глазами. Мне потребовались месяцы почти рыцарского ухаживания, чтобы она мне ответила. Для меня она была единственной. Я тогда твердо знал — она станет моей женой. 

Так и случилось. Первые месяцы нашего брака были похожи на прекрасный сон. Мне нравилось в ней все: ее мягкие черты, ее страсть к выращиванию цветов на подоконнике, ее умение превращать квартиру в настоящее гнездышко. Каждое ее движение было наполнено особой, тихой женственностью. 

Но через полгода что-то пошло не так. Первым тревожным звоночком стала ее новая стрижка. Она безжалостно расправилась со своей великолепной косой, оставив короткий, почти мальчишеский ежик. Для меня это был удар. Я пытался объяснить, что обожал ее длинные волосы, но она лишь отмахивалась, говоря, что хочет перемен и что так теперь удобнее. 

Затем она заговорила о том, что не хочет «закапывать свой потенциал в четырех стенах». Вскоре последовало заявление о выходе на работу. А потом пришел черед и быта. Однажды она заявила, что мы должны нанять уборщицу, потому что содержать дом в чистоте после рабочего дня — непосильная задача. 

Это стало для меня последней каплей. Я категорически воспротивился мысли, что в наше пространство вторгнутся посторонние. 

— Тогда давай делить все поровну! — выпалила она в ответ. — И финансы, и обязанности! 

В ее глазах читался вызов. Мне претила сама эта идея, но я решил принять ее условия, надеясь, что она сама увидит их несостоятельность. 

— Хорошо, — ответил я. — Но твой заработок не позволит нам жить так, как мы привыкли. 

— Справлюсь! — самоуверенно бросила она. 

Я молча встал и помыл свою тарелку, демонстративно показывая, что начинаю с себя. Она сияла от победы. Однако ее торжество было недолгим. Я перечислил половину своей зарплаты на совместный счет, куда она внесла свою часть. Но деньги таяли с пугающей скоростью. 

Через пару недель она с упреком показала мне выписку, требуя отчета, куда я потратил крупную сумму. Я спокойно объяснил: обслуживание машины, на которой мы оба ездим, дорогие продукты, которые она любила. Она начала спорить, доказывая, что расходы на автомобиль должны быть моей личной статьей. Я лишь пожал плечами, заметив, что раз уж мы делим все поровну, то и машина — общая. 

Я видел, что она понимает свою ошибку, но не хочет в этом признаваться. 

— И что теперь делать? — она показала мне ноль на счете. 

— Не знаю, — честно ответил я. — Ты хотела равенства — вот и ищи выход. Может, стоило экономить на ресторанах и не покупать полмагазина? Или добавить из своих личных сбережений? 

— У меня ничего нет, — покраснев, призналась она. — Я все потратила на косметические процедуры. 

В тот миг до меня окончательно дошло. Той девушки с каштановой косой, которую я когда-то догонял по улице, больше не существовало. Передо мной сидела совсем другая женщина — чужая, чьи желания и ценности мне были непонятны. А помогать незнакомке у меня не было ни малейшего желания. 

Мы до сих пор живем под одной крышей, формально оставаясь мужем и женой. Иногда мы даже пытаемся говорить, искать точки соприкосновения. Но с каждым днем призрачная надежда на то, что мы сможем снова стать прежними Светой и Ильей, тает, как дым.