В поезде мне попались веселые попутчики, но даме с бокового места это не понравилось

Компания в купе плацкартного вагона подобралась на редкость веселая. Я ехала к сестре в гости, настроение было приподнятое. Рядом устроился молодой парень с гитарой — Максим. Напротив нас разместились две подруги, Оля и Катя, возвращавшиеся с какого-то фестиваля. Они то и дело взрывались смехом, вспоминая забавные моменты. 

— А помнишь, как тот клоун жонглировал варениками? — фыркнула Оля, вытирая слезу. 

— Помню! А один ему прямо в карман угодил! — залилась Катя. 

Максим тихо перебирал струны. Я улыбалась, их заразительная энергия была приятна. Казалось, поездка пролетит незаметно. 

Но все изменилось, когда на последней перед отправкой минуте на боковое место уселась дама. Лет пятидесяти, в строгом костюмчике и маленькой шляпке-берете. Она молча указала билетом на противоположное своему боковое место, куда уже успели положить свои пакеты Оля с Катей. 

— Простите, пожалуйста, — поспешно убрали они вещи, все еще улыбаясь. 

Дама, не глядя, кивнула и заняла свое место. Она разложила газету и строго оглядела нас всех. Веселье мгновенно поутихло. Максим прикрыл гитару чехлом. Оля и Катя перешептывались, украдкой поглядывая на новую соседку. Воздух стал густым и неловким. 

Поезд тронулся. Попытка Оли тихо продолжить разговор разбивались о громкое кряхтение дамы и ее возгласы: «Можно тише?». Она демонстративно уткнулась в газету, переворачивая страницы с таким шумом, будто хотела их оторвать. Максим постукивал пальцами по чехлу гитары. Катя уныло смотрела в окно. Я чувствовала, как напряжение растет. Так нельзя. 

Нужно было что-то делать. Я взяла термос с чаем и свою дорожную кружку. 

— Не желаете чаю? — мягко спросила я, поворачиваясь к даме. — Только что заварила, хороший, травяной. Погода-то прохладная, с окон дует немного. 

Она подняла на меня глаза. Взгляд был все еще строгим, но в нем мелькнуло удивление. 

— Спасибо, — после паузы произнесла. — Пожалуй, выпью. Действительно, сквозняк. 

Я налила ей чаю. Пока она осторожно пила, я продолжила: 

— Долгая дорога, правда? Вы тоже далеко едете? 

— В Смоленск, — ответила она, и в голосе появились первые нотки чего-то, кроме недовольства. — К внукам. Они маленькие, шумные... Я устаю, честно говоря. Хотелось в тишине доехать. 

Тут Оля робко вставила: 

— Ой, простите нас, пожалуйста! Мы так разошлись... С фестиваля едем, эмоции через край. Мы постараемся потише. 

Дама в берете взглянула на нее, потом на Катю, которая виновато улыбнулась. 

— Что ж... Фестиваль — это хорошо, — сказала она, и в голосе появилась теплота. — Молодость... Только, может, не так громко? 

— Конечно! — хором прошептали подруги. 

Максим осторожно достал гитару. 

— А если... очень тихонько? — робко спросил он. — Что-нибудь спокойное? 

Дама подумала секунду и кивнула: 

— Спокойное — можно. 

Он заиграл тихую, лирическую мелодию. Оля и Катя притихли, слушая. Дама допила чай и закрыла глаза. Но теперь это было не демонстративное отстранение, а усталое расслабление. Через некоторое время она открыла глаза и вдруг спросила Олю: 

— А что это за фестиваль был? Вы артистки? 

Лед тронулся. Оля, стараясь говорить тише, но все еще с искорками в глазах, начала рассказывать о театральных постановках под открытым небом. Дама слушала, изредка задавая вопросы. Катя подсунула ей печенье. Я улыбнулась про себя, глядя, как наши веселые, но теперь уже сдержанные попутчики осторожно, шаг за шагом, нашли общий язык с той, кто сначала казалась неприступной крепостью. 

Иногда мирное решение — это просто чашка чая и готовность услышать другого за своим недовольством. Поезд бежал вперед, а в нашем купе снова стало тепло, хоть и не так шумно. Просто... уютно.