– У тебя квартира есть, а я должен снимать жилье за свой счет? – сыну не дает покоя недвижимость бабушки

Живу одна в уютной двушке. Я покупала ее для мамы, а последние десять лет жила с ней, помогая бороться с болезнью. Квартира – не просто стены, это хранилище памяти. После ее ухода здесь стало тише. Я выплатила свою ипотеку давно, и эта крыша над головой – моя твердыня, заслуженный отдых после трудовых лет. Но покоя она мне, кажется, не принесла. Особенно от моего сына, Максима. 

Максиму тридцать. Умный парень, неплохо зарабатывает. Живет с девушкой в съемной однушке на другом конце города. И вот, вчера вечером, зайдя «просто так», он уселся на диван с таким видом, что я сразу поняла: назревает «разговор». 

— Мам, — начал он, перебирая пульт от телевизора. — Вот смотрю я… У тебя тут целых две комнаты. Одна вообще пустует, по сути. Гостей у тебя раз-два в год. А я… мы с Катей третий год ютимся в этой конуре, треть зарплаты отдаем за аренду. И знаешь, что меня бесит? 

Я молчала, чувствуя, как внутри все сжимается. Знакомый путь. 

— Бесит, что бабушкина квартира просто… твоя. Сидишь тут одна. А мне, родному внуку, наследнику, по сути, приходится пахать, чтобы просто крышу над головой иметь! — Голос его с обидой и претензией. — У вас, у старшего поколения, все просто: получили жилье от государства или родителей – и живите. А мы должны горбатиться! Это же несправедливо! У тебя квартира есть, а я должен снимать жилье за свой счет? Бабушка, я уверен, хотела бы, чтобы у меня было свое! Она меня любила! 

Он выпалил это все почти на одном дыхании. В его глазах горел не детский огонек обиды, а взрослый, расчетливый гнев. Обида на мир, на жизнь, на меня – за то, что я «заняла» его, по его мнению, законное место. 

В груди кололо, но не от его слов, а от осознания, как глубоко он заблуждается. Как легко он перечеркивает все, что было. 

— Максим, — начала я. — Давай разберемся по порядку. Первое: бабушка оставила квартиру мне, своей дочери. Не тебе. Это ее воля, записанная в завещании, которое ты видел. Она любила тебя безумно, но это – ее решение. И я его уважаю. 

Он хотел возразить. Я продолжала: 

— Второе: «Получили жилье от государства»? Дорогой мой, я купила свою первую комнату в коммуналке, работая на двух работах, пока ты был маленьким. Потом брала ипотеку на эту двушку для нас с бабушкой, когда ей стало тяжело одной, и я ее выплачивала пятнадцать лет, отказывая себе во всем. «Просто получила»? Я заработала каждый метр потом и кровью. И помогала родителям, пока они были живы, не ждала наследства как манны небесной. А квартиру я оформила на нее, были причины. Но она всегда была моей.  

Я сделала паузу, видя, как его надменность начала трещать по швам. 

— Третье: бабушкина квартира – это не просто квадратные метры. Это десять лет моей жизни, отданных уходу за ней. Это бессонные ночи, готовка, поддержка. Годы, когда я не могла уехать в отпуск или сменить работу. Ты в это время строил свою карьеру, свою жизнь. И я рада за тебя! Но не припоминаю, чтобы ты тогда предлагал разделить со мной этот груз или хотя бы регулярно приезжал посидеть с ней, пока я отлучусь. Ты был слишком занят, «горбатился» на свое будущее. Так? 

Он покраснел и опустил глаза. 

— Четвертое: ты говоришь – «должен снимать за свой счет». А кто, по-твоему, должен платить? Я? Государство? Призраки прошлого? Ты взрослый, самостоятельный мужчина, с хорошей работой. Твоя девушка тоже работает. Снимать жилье – нормальный этап для молодой семьи. Мы с отцом тоже начинали съемным углом. И копили. И мечтали. И работали. 

Я подошла ближе. 

— И последнее, Максим. Твоя обида на «несправедливость» мира и на меня – это трусость. Вместо того чтобы злиться, что у меня есть крыша над головой, которую я заслужила, лучше направь энергию на то, чтобы построить свою. Без упреков в адрес тех, кто свое уже построил. 

Он сидел, ссутулившись, глядя в пол. 

— Мам, я… я просто… 

— Я знаю, что «просто», — мягко, но без уступки, закончила я. — Жизнь кажется несправедливой, когда смотришь на чужое, забывая о цене, за которую это «чужое» досталось. Иди, Максим. Подумай. И помни: я всегда помогу советом или, если действительно будет крайняя нужда, чем смогу. Но квартира – не обсуждается. Это мой дом. 

Он кивнул и вышел, не прощаясь. Дверь закрылась тихо. Я вздохнула. Больно? Да. Но стыдно за него – больше. И еще больше – жаль. Жаль, что он пока не понимает: настоящая крепость строится не из наследных кирпичей, а из собственного достоинства и труда. Моя стоит крепко. Пора ему закладывать фундамент своей.