– Ты эти деньги заработала, чтобы разбрасываться ими? – муж следил за каждой потраченной копейкой, пока я была в декрете

Максим стоял в дверях спальни, злой, в руке – распечатка из банка.

— Я не понял, Аня, — голос был низким. — Куда пропали пять тысяч? 

Сердце упало. Я так надеялась, что он не заметит. Последние месяцы он выискивал каждую копейку в моих расходах. Я экономила на всем: на детском питании, на себе, даже вместо автобуса пешком ходила – лишь бы эти деньги не бросались в глаза. Не вышло. 

— Маме отправила, — прошептала я. — На лекарства… ей не хватает. 

— Маме?! — Он шагнул ко мне, заполняя пространство. — Я что, пашу без выходных, чтобы оплачивать лекарства твоей матери?! Она мне не родня! Никогда больше! 

—Макс, ну ты же знаешь, у нее кризис, — ответила я. — Кто ей поможет, если не я?

— А ты? — Он навис надо мной. — Эти деньги ты заработала? Чтобы разбрасываться ими? Ты сейчас где? В декрете! Нигде! 

— Я знаю, но… 

— Значит, пока деньги приношу я – решаю я! Еще раз попробуешь – будешь отчет за каждую спичку предоставлять! 

Он развернулся и вышел. Я замерла, прислушиваясь: не разбудил ли маленькую дочь? Тишина. И только тогда слезы хлынули ручьем. 

Когда-то он казался идеалом: сильный, решительный, заботливый. После неожиданной беременности (я пила таблетки, но врач развел руками: "Бывает") он сразу предложил руку и сердце. "Ребенок должен быть в полной семье". 

Тревожные звоночки зазвенели почти сразу. Он стал решать всё сам. Имя дочери выбрал без обсуждения – Лидия, в честь своей бабки. Когда я робко сказала, что имя мне не очень, он взорвался: "Так решил я!". Я сдалась. Теперь у нас Лидочка. 

Потом контролировал мое питание: "Забочусь о твоей фигуре после родов". Я мечтала о жареной картошке или кусочке шоколада утром – табу. 

Но истина открылась, когда заболела мама. Операция на сердце совпала с моими родами. Выкарабкалась, но восстановление долгое, дорогие лекарства. Ее крошечной пенсии не хватало. Я попросила Максима помочь – он хорошо зарабатывает. Мои мизерные декретные я и так отдавала ей понемногу. 

— Твои декретные – на ребенка! — отрезал он. — Моя зарплата – на нас. Твоя мать – не наша проблема. 

Я тайком отправляла маме что могла: триста, пятьсот. Он что-то заподозрил, начал тотальный контроль. А тут маме срочно нужно платное обследование – в бесплатной очереди можно не дождаться. Я, стиснув зубы, отправила пять тысяч, выжатые из нашего с дочкой скудного бюджета. И попала. 

А на прошлой неделе он купил новую стиральную машину своим родителям. "У них сломалась!" – парировал он на мое робкое "А маме?". – "Твоя мать – не моя забота. Выйдешь на работу – помогай хоть всем селом!" 

Я сидела, обняв колени, слезы высохли. Да, я завишу от него. С четырехмесячным ребенком на руках – куда я денусь? Но мама… она болеет, она не виновата. А он? Он не муж, не отец. Он – хозяин. Дочку по ночам не успокаивал: "Ты быстрее, мне спать!" Дома сразу за телефон, Лиду брал на руки на минуту, если не капризничала. Гулять с нами? "Я устал". Купать? "Это не мужское дело". 

Я вспомнила отца. Он возился со мной, помогал маме, советовался. А здесь – тирания. И я поняла: я не хочу, чтобы Лида росла, видя это нормой. Не хочу сама превратиться в запуганную тень. 

Утром, дождавшись, когда он уедет на работу, я собрала наши с Лидочкой вещи в две сумки. И уехала к маме. 

Его звонок вечером был воплем ярости: угрозы, оскорбления, обещания "забрать ребенка силой". Но я ответила четко: 

— Мы не вернемся. Я подаю на развод. 

У мамы было тихо и безопасно. Решили: справимся. Как-нибудь. 

Суд оставил Лиду со мной, несмотря на давление Максима. Алименты назначил. Мама, окрепнув, сидела с внучкой, я устроилась на неполный день. Жили скромно, но не голодали. Мама смогла пройти лечение. Когда Лиде исполнился год, мы устроили ее в недорогой частный садик, и я вышла на полную ставку. Мама тоже подрабатывала. Стало легче. 

Финансово было туго, но я ни разу не пожалела о побеге. Лида росла веселой, окруженной любовью. Ее "папа", грозившийся бороться за нее, исчез. Алименты капали исправно, но навещать дочь он не приходил. 

Потом я случайно увидела его фото в соцсетях – с новой девушкой, молодой, улыбающейся. Мне стало жалко ее. Я знала, какой он мастер казаться принцем. Знала, что ждет эту девушку. Но мой мир – это Лида, мама, наша маленькая, но честно заработанная свобода. И в этом мире, несмотря на все трудности, было светло.