– Выкупишь мою долю в квартире? – предложила мама, а сама тайком переписала все на брата

Я считала эту квартиру островком стабильности. Бабушка Анна Михайловна завещала ее пополам мне и маме. Брата Максима тогда еще не было. После смерти бабушки, а потом и папы, мы втроем жили здесь.
 
Я мечтала о своем жилье. Усердно работала, откладывая каждую копейку. Мама, казалось, поддерживала мои планы. Максим же после школы заявил, что уезжает покорять столицу и больше сюда не вернется. Его хвастливые речи о независимости звучали наивно.
 

— Алис, как насчет выкупить мою долю? — неожиданно предложила мама однажды за ужином. — Ты же копишь? Нам с Юрием (ее новым мужем) нужны средства на общий дом.
 
Сердце екнуло от радости. Мечта так близко!
 
— Пока не вся сумма, мам, но скоро дополучу. Договорились? — Я уже мысленно выбирала обои.
 
— Конечно, доченька. Оформим дарственную, так проще.
 
Я отдала все свои накопления. Казалось, я вот-вот стану полноправной хозяйкой этих стен. Мама переехала к Юрию. А потом... грянул гром. Максим вернулся. Неудачник, выгнанный из института за прогулы и хвосты. Он ввалился на порог, пьяный и агрессивный.
 
— Поживу тут, — буркнул он. — Куда ж мне еще?
 

Жить с ним стало адом. Гулянки, хамство, нытье о деньгах. Я терпела, пока он не заорал во время очередного скандала:
 
— А не нравится – съезжай! Квартира-то и моя тоже! Мама давно на меня свою долю переписала!
 
Я схватила телефон.
 
— Мама… это правда?! Про долю для Максима?!
 
Голос в трубке был ледяным и спокойным.
 
— А что тут говорить? Разве у меня был выбор? Максим же сын. Нельзя его без крыши над головой оставить. Ты сильная, справишься. А деньги… они уже в стройматериалах. Прости.
 
Я стояла, не чувствуя ног. Вся моя тяжелая работа, все лишения – ради того, чтобы оплатить брату его долю? А он знал. Все это время знал и смеялся надо мной.
 

Максим ехидно ухмыльнулся:
 
— Ну что? Пробило? Я же говорил – моя это половина.
 
Гнев вытеснил отчаяние.
 
— Продаю свою долю. Тебе. Собирай деньги. Или сюда въедут очень неприятные соседи, — бросила я ему.
 
Он растерялся, залепетал про маму. Я ушла в комнату, не стала слушать. Через две недели он швырнул на стол пачку денег – видимо, отчим сжалился.
 
— На, жадина! Только быстрее съезжай!
 
Я молча взяла деньги. Упаковывала вещи в тишине. Максим бубнил что-то про неблагодарность. Я не слушала. Слезы подступали. Но они были не от слабости, а от ярости и горького осознания: мой островок безопасности оказался минным полем, заложенным самыми близкими.
 

Я вышла на улицу с чемоданом. Впереди была съемная комната и долгий путь к настоящему своему углу. Все с начала. Без иллюзий. Без "родных людей". Только я и моя воля выстоять.