Свекровь отказывалась продать нам свою долю в квартире, а потом отдала всё аферистам

Мы расписались с Севой 13 лет назад. Его семейство приняло меня с холодной неприязнью. Причина крылась в моем прошлом. В шестнадцать я ушла из приюта, где оказалась после лишения матери родительских прав. Отец мой давно канул в небытие, а мать вела жизнь, которую я с трудом могу вспомнить без содрогания. Я разорвала все связи с тем темным временем, выстроив свою реальность с нуля. 

Но для родителей Всеволода я навсегда осталась девочкой с дурной кровью. Они были уверены, что порочные гены непременно проявятся. Хотя я, напротив, веду строгий образ жизни и даже легкий бокал вина, который муж иногда позволяет себе вечером, вызывает у меня внутреннее сопротивление. 

Особенно усердствовала его мать. Мой телефон был завален гнусными анонимками. Она находила людей, которые слали Всеволоду «разоблачения» моей мнимой неверности. Доходило до абсурда: мы были рядом, а ему приходило сообщение, будто я в этот миг нахожусь с кем-то в другом месте. 

Его отец, отставной военный, смотрел на меня сквозь призму своих предрассудков. Для него все, кто связан с тюрьмой или детдомом, были отбросами. 

Мы решили отдалиться от них, начав тихую жизнь в квартире, доставшейся Всеволоду от деда. Вторым владельцем был его отец, но тот не предъявлял прав на проживание. Лишь изредка заходила речь о выкупе его доли, но мой муж четко давал понять: любое давление — и он избавится от своей части за бесценок первому встречному. 

Через несколько лет у нас родилась дочь, а еще через год мы накопили на первоначальный взнос и оформили кредит на просторное жилье. Прежнюю недвижимость Сева сдавал. Сначала он предлагал отцу часть дохода, но тот, остыв, отказался. Мол, твое — твоим и будет. 

А вот свекровь не унималась. Даже с появлением внучки ее вражда не утихла. Она шептала родственникам, что ребенок не от ее сына. Уверяла всех в наших взаимных изменах. Муж неоднократно пытался образумить ее. Наша жизнь превратилась в бесконечное противостояние. 

Потом его отец серьезно заболел, и у матери не осталось сил на интриги. Спустя год его не стало. Выяснилось, что все имущество было переписано на нее еще в разгар наших ссор, хотя свекор давно перестал выказывать мне неприязнь. 

Мой муж предложил матери выкупить ее часть в старой квартире, чтобы направить эти средства на досрочное погашение займа. Но та, казалось, окончательно лишилась рассудка. Она в ярости выгнала жильцов и запретила нам сдавать помещение. 

— Вы на моей жилплощади свою проклятую кабалу оплачиваете! Чем скорее вы останетесь на улице, тем мне приятнее! — таковы были ее слова. 

Какое-то время она существовала на проценты от сбережений покойного и выручку от проданной машины и гаража. Жила одна в трехкомнатной квартире, которая целиком принадлежала ей. Сыну же когда-то пришлось отказаться от своей доли под ее нажимом. 

Я в шутку спрашивала Севу, не приемный ли он. Иначе как можно так ненавидеть родное дитя? Ведь все ее удары по мне больно ранили и его. 

В прошлом году она попала в лапы аферистов. Перевела им все свои средства, а затем продала и собственную квартиру, отдав и эти деньги. Почти пятнадцать миллионов рублей уплыли в никуда. 

Естественно, вернуть ничего не удалось. И теперь она требует от сына, чтобы он просто подарил ей свою половину в нашей старой квартире. Ведь она осталась без крыши над головой. А муж занял жесткую позицию. Слишком много горечи она ему принесла. 

— Давай реализуем ее по рыночной цене, и ты получишь средства на скромное жилье! Большего тебе не надо! Я не стану отдавать свою часть просто так! Я ведь предлагал тебе выкупить ее по заниженной цене, когда у меня были свободные деньги! Что ты мне тогда ответила? Желала нам оказаться на мостовой? — кричал он. 

Теперь она постоянно звонит, изображает приступы, ночует на лестничной площадке, ходит по соседям и рыдает, что родной сын выгнал ее на улицу. Я не выдержала и тайком от мужа впустила ее. 

Всеволод на взводе, он готов продать свою долю за бесценок кому угодно, лишь бы ее впоследствии выселили по суду. А я пытаюсь уговорить ее проявить благоразумие. Но она не слышит, продолжая свое безумное представление.