Свекровь добилась нашего развода, но не учла, что все имущество принадлежит мне

— Ты никогда не была ему парой, — холодно бросила свекровь, переступая порог нашей гостиной. — Максим заслуживает большего. И он наконец это понял.  

Я смотрела на нее, стараясь сохранить спокойствие. Она раздражала, но голос не подвел:  

— Большего? Например, пятидесятилетней мамы, которая решает, с кем ему спать и о чем мечтать?  

Она хмыкнула, доставая из сумки папку с документами.  

— Подпиши здесь. Он не хочет тебя видеть.  

Этот момент стал завершением, но она еще не знала, что за ним последует.  

Мы встретились с Максимом в Сочи. Он был наемным работником, я — владелицей небольшого бизнеса, построенного с нуля. Его мать, Ирина Викторовна, с первого дня назвала меня «выскочкой»:  

— Золото наше, — говорила она, гладя сына по рукаву, — найди девушку из нашего круга. А не эту… самозванку.  

Но Максим тогда встал на мою сторону. Женился без ее благословения, переехал в мою квартиру. «Наши отношения — только наше дело», — уверял он. 

Через месяц после свадьбы Ирина Викторовна поселилась у нас под предлогом ремонта в квартире. Ее «временный» визит растянулся почти на год. Она переставляла мои вещи, критиковала ужины, шепталась с Максимом за закрытыми дверями. А потом начала влиять на него иначе.  

— Ты слишком много работаешь, — сказал он однажды. — Может, продашь компанию? Мама считает…  

— Твоя мама считает, что я должна родить, занятья домом и молиться на твой портрет? — перебила я.  

Он промолчал. Тогда я уже задумалась.  

Развод стал ее мечтой. Она находила «улики» моих «измен»: то чужой шарф в машине (подарок коллеге), то звонки ночью (экстренные совещания). Максим верил. Или делал вид.  
— Я не могу так жить, — сказал он вчера, упаковывая чемодан. — Мама права: мы разные.  

Он ушел, оставив ключи и обручальное кольцо на столе. А сегодня я сидела напротив его матери, слушая, как она требует «признать реальность».  

— Имущество поделят, — добавила она с ядовитой сладостью. — Максим не останется ни с чем.  

Я подписала бумаги. Потом достала из шкафа папку с печатями.  

— Интересно, — начала я, — а вы проверяли, на чьи деньги куплена эта квартира? Или кто владеет виллой в Испании, где вы мечтали встретить старость?  

Она побледнела.  

— Доверенности, договоры, счета… Все на мне, — продолжила я. — Максим подписал отказ от претензий на имущество при свадьбе. Вы же настаивали на брачном контракте, помните? «Чтобы защитить сына от авантюристки».  

Ее губы задрожали.  

Суд длился двадцать минут. Максим не пришел. Адвокат свекрови кричал о «несправедливости», но контракт был железным. Квартира, машины, счета — всё осталось за мной.  

Сегодня утром мне позвонил Максим. Промямлил:  

— Мама сказала… что ты всё забрала.  

— Нет, — ответила я. — Это всегда было моим.  

Он начал что-то говорить о прошлом, но я положила трубку.  

Ирина Викторовна ошиблась, думая, что победа — это разлучить нас. Настоящая победа — смотреть, как ее сын, лишенный денег и ее иллюзий, уезжает жить в ее же квартиру. А я заказываю новую мебель для своей гостиной, чтобы не ощущать следов ее присутствия.