– Решение завести ребенка нужно было принимать вместе со мной, – заявила свекровь

Мне тридцать семь. Моя жизнь до встречи с Гришей состояла из работы, пустой квартиры и редких свиданий, которые ни к чему не приводили. Он появился вовремя. Мужчина сорока двух лет, серьезный, надежный. Он не пропадал, всегда звонил, когда обещал, помнил о важных для меня мелочах. После всех предыдущих неудач это казалось чудом. 

Через три месяца он предложил мне переехать к нему. Сказал: «Квартира большая, я живу с мамой. Но она не будет нам мешать». Эта фраза прозвучала немного странно, но я не придала значения. Я думала, взрослый мужчина умеет отстаивать свои границы. Я собрала вещи и переехала, надеясь, что теперь все будет хорошо. 

Первое время все было спокойно. Его мама, Валентина Игоревна, иногда выходила на кухню, когда я завтракала. Она вежливо кивала и спрашивала, как мои дела. Но в ее вежливости была какая-то напряженность. 

Потом я узнала, что беременна. Сказала Грише. Он помолчал, потом обнял меня и сказал: «Раз так вышло, будем растить ребенка». Он выглядел спокойным, но я заметила, что после этой новости он стал более замкнутым. 

На следующее утро Валентина Игоревна подошла ко мне. Она не поздоровалась и сразу сказала: 

— Решение завести ребенка нужно было принимать вместе со мной. Это мой дом. 

Я не знала, что ответить. Ее слова были как удар. Она объяснила, что это ее квартира, и все, что здесь происходит, должно быть под ее контролем. 

Гриша в это время сидел на диване. Он не сказал ни слова в мою защиту. 

— Ты подумал о последствиях? — продолжала его мать, обращаясь к нему. — Я растила тебя одного, а теперь тут появится чужой человек и все изменит. 

Я пыталась что-то объяснить, но она развернулась, не удостоив ответом. 

После этого Валентина Игоревна изменила отношение ко мне. Она могла неожиданно и сказать: 

— Почему посуда не вымыта? 
Или: 
— Ты плохо готовишь, Гриша похудел. 

Она везде следовала за ним, а он не возражал. Он не говорил «мама, остановись». Он просто подчинялся. 

Как-то раз я попробовала поговорить с ним откровенно. Спросила напрямую: 

— Когда мы начнем жить своей, отдельной жизнью? Мы ведь скоро станем родителями. Давай съедем. 

Он ответил очень просто: 

— Она моя мать. Я не могу ее бросить. Ты не понимаешь, это наша семья. 

А когда я сказала, что хочу уехать, потому что устала от ее контроля, он рассердился: 

— Ты не уважаешь мою мать? Она нам помогает, а ты неблагодарная.

После этого Валентина Игоревна перестала скрывать свое отношение. Она говорила, что я неподходящая партия для ее сына. Гриша молча соглашался. Он боялся ее. Она проверяла наши вещи, говорила, как правильно хранить одежду. Однажды на кухне она сказала: 

— Ты неправильно режешь хлеб. Дай я покажу. 

Я больше не могла терпеть. 

— Это наша с Григорием жизнь! — сказала я. — Перестаньте нам указывать! 

Она холодно посмотрела: 

— Какая ваша? Это мой дом и мой сын. А ты здесь просто гостья. 

Гриша лишь промолвил: 

— Не спорь с ней. У нее здоровье не очень. 

В тот момент я все поняла. Если я останусь, моя жизнь превратится в кошмар. На шестом месяце я собрала вещи. Валентина Игоревна ходила по коридору и ворчала: 

— Внесла смуту и сбегает. Я так и знала. 

Гриша даже не попытался меня остановить. Когда я выходила из квартиры, я услышала, как его мама сказала: 

— Не переживай, она еще вернется. Одной с ребенком ей будет трудно. 

Он ничего не ответил. Я ушла без споров, без сцен. Просто покинула жизнь, где все решала его мать.