– Прошу вас, не надо подавать официальную жалобу, – уговаривает меня директор школы

Меня до сих пор поражает, как некоторым людям, выбравшим путь наставника, удается десятилетиями работать с детьми, испытывая к ним едва ли скрываемую неприязнь. Разве можно вложить в головы учеников что-то ценное, если смотришь на них свысока, как на досадную помеху? 

В мои школьные годы такого не было. Конечно, и тогда педагоги были обычными людьми, но они видели в каждом, даже самом слабом ученике, потенциал. Они искренне старались помочь, поддержать, вытянуть. 

А в гимназии, где грызет гранит науки моя Алиса, я столкнулась с иным подходом. Отдельные преподаватели, кажется, делают всё, чтобы охладить пыл даже самых прилежных ребят. Они не сеют разумное, доброе, вечное, а, напротив, гасят любой проблеск интереса. И действуют при этом под самыми надуманными предлогами. 

Моя дочь, к примеру, никогда не ладила с математикой. Эти сложные формулы и теоремы вызывали у нее настоящую панику. Она проводила за учебниками долгие часы, корпя над домашними заданиями, но на контрольных работах её неизменно охватывала робость. В итоге — обидные описки, нерешенные задачи и твердая «тройка» в четверти. Мы с мужем относились к этому с пониманием, видя, каких усилий ей это стоит. 

Совершенно иначе обстояли дела с химией. Этот предмет захватил ее целиком. Она с упоением ставила опыты, заучивала таблицу Менделеева, и её тетрадь по этому предмету пестрела пятерками. Казалось бы, вот он, повод для гордости! Но радость оказалась недолгой. Новый преподаватель химии, Валентина Семеновна, начала методично занижать ей оценки. Мы узнали об этом не сразу. Алиса сначала пыталась разобраться сама. 

Однажды она пришла домой расстроенная, почти плача. 

— Мама, сегодня вернули проверенную работу. У меня снова «четыре». 

— Но ты же так готовилась! Где ошиблась? — удивилась я. 

— А нигде! Во всяком случае, она мне ошибки не показала. Я подошла после урока, попросила объяснить. Она сказала, что работа просто не дотягивает до высшего балла. А когда я спросила, что именно исправить, она лишь отмахнулась. 

Меня возмутили такие методы. Я решила сама встретиться с педагогом и прояснить ситуацию. 

Валентина Семеновна выслушала меня с вежливым безразличием. 

— Ваша Алиса — девочка способная, но неорганизованная. Как можно претендовать на «отлично» по моему предмету, имея такие скромные успехи в математике? Химия — наука точная. Без крепкого фундамента в царице наук здесь делать нечего. 

— Но она блестяще знает именно вашу дисциплину! — пыталась я возразить. — Вы же видите её интерес, её старания! 

— Вижу. Но мой профессиональный опыт подсказывает, что это ненадолго. Пусть лучше подтянет алгебру. Тогда и поговорим. 

Её позиция повергла меня в ступор. Выходило, что моему ребенку просто запрещали быть успешным в том, что у нее получалось, из-за отставания в другом. Это была какая-то извращенная логика. 

Понимая, что диалог с учителем зашел в тупик, я направилась в кабинет к директору. Выслушав мое возмущение, он принялся суетливо улаживать конфликт. 

— Давайте не будем торопиться с выводами! Валентина Семеновна — педагог с именем. Уверен, мы сможем всё уладить полюбовно. Созовем комиссию, обсудим этот частный случай. 

— Какой еще частный случай? — не выдержала я. — Ваш «педагог с именем» в открытую призналась, что ставит оценки не за знания, а следуя собственным предубеждениям! 

Директор смущенно поправил галстук. 

— Прошу вас, не стоит подавать официальную жалобу. Вы же понимаете, её репутация… 

— А репутацию моей дочери кто будет восстанавливать? — перебила я его. — Если ситуация не изменится в ближайшее время, я буду вынуждена обратиться в управление образования. Мне плевать на все ваши звания и репутации. 

Выйдя из кабинета, я дала Алисе наказ: сообщать мне о каждом подобном инциденте. Я готова была бороться до конца. Потому что учитель, который губит в ребенке интерес к познанию, не имеет права называться педагогом, какие бы регалии за его плечами ни числились.