Познакомился с женщиной мечты, но на утро сбежал от нее в полном ужасе

В шестьдесят с лишним лет я чувствовал себя не распустившимся до конца бутоном, полным сил и ожидания чуда. Мои ровесницы? Скука смертная. Сплошные разговоры о лекарствах, ревматизме и подрастающих внуках. Мне же требовалось вдохновение, сияние, нечто, заставляющее сердце биться чаще. Я считал себя знатоком прекрасного, ценителем утонченных форм. 

Поиски привели меня на сайт знакомств. Среди банальных фото с огородами и домашними пирогами я увидел её. Элина. Сорок два. Её портреты были подобны работам старых мастеров: пепельные волосы, обрамляющие лицо с правильными чертами, глубокий, задумчивый взгляд, улыбка, полная тайны. Это было именно то, что я искал — воплощённая гармония. 

— Вы излучаете необыкновенную энергию, — написал я ей первым. 

— Я ищу человека, способного это оценить, — последовал ответ. — Многие пугаются глубины. 

Меня это лишь распалило. После недели изысканной переписки она снизошла до встречи. 

Я выбрал модный ресторан с приглушённым светом. Когда она вошла, воздух словно заискрился. Она была безупречна: идеальный силуэт платья, те самые пепельные локоны, макияж, подчеркивающий всё именно так, как надо. Я чувствовал восхищённые взгляды других мужчин и наслаждался этим. 

Вечер тек как дорогое вино. Я говорил о путешествиях, которых не совершал, и делился мудрыми наблюдениями, почерпнутыми из умных книг. Она внимательно слушала, её пальцы с безукоризненным маникюром лениво водили по краю бокала. Она почти не притронулась к еде. 

— Я следую строгой диете, — объяснила она, поймав мой взгляд. — Красота требует жертв. 

Под конец, опьянённый успехом и хорошим вином, я пригласил её к себе. 

— У меня прекрасная коллекция джаза и балкон с видом на огни города, — предложил я. 

— Только если вы пообещаете утром сыграть для меня на саксофоне, — с лёгкой насмешкой ответила она. 

— Для вас — целую симфонию, — поклялся я. 

Дома всё сложилось как в изысканном кино. Музыка, приятная беседа, постепенное сближение. Правда, она попросила погасить все лампы. 

— Полумрак скрывает недостатки и обнажает душу, — прошептала она. 

Я счёл это поэтичной причудой и не стал возражать. Я уснул, обняв её, погружённый в ощущение полной, роскошной победы. 

Утро было жестоким. Я открыл глаза от того, что в лицо мне бил яркий, беспощадный солнечный луч. Я повернулся, желая увидеть спящее рядом совершенство. 

То, что я увидел, заставило моё дыхание остановиться. 

Рядом лежала незнакомка. Короткие, жидкие волосы пепельного оттенка беспорядочно торчали в разные стороны. На лице, лишённом магического слоя косметики, проступала сеть мелких морщинок у глаз и более жёсткие складки у рта. Ресниц практически не было, а брови представляли собой едва заметные светлые штрихи. Это был совершенно другой человек — уставший, обыденный, немолодой. 

Мой взгляд в панике скользнул по комнате и наткнулся на предмет на комоде. Там, рядом с моей пепельницей, покоился пышный, волнистый парик. Он лежал безжизненно, как сброшенная шкура. 

Мысль о том, что эта женщина сейчас проснётся, и мне придётся наблюдать, как она собирает себя по частям — наклеивает ресницы, поправляет этот парик, рисует себе новое лицо, — вызвала во мне приступ чистейшего ужаса. Моё эстетическое восприятие не могло этого пережить. 

Я, затаив дыхание, выбрался из-под одеяла. Одевался, двигаясь как вор. Рука сама потянулась к кошельку и ключам. Я выскользнул из собственной спальни и, уже в прихожей, изо всех сил хлопнул входной дверью. Пусть этот звук послужит будильником. 

Только на свежем воздухе я смог сделать первый полный вдох. В голове стояло одно изображение: безжизненный парик на полированной поверхности и спящее рядом с ним увядающее лицо. 

Через час, наблюдая из-за угла дома, я увидел, как она вышла. Она шла быстро, не оборачиваясь, и уже через минуту скрылась в повороте. 

Вернувшись, я обнаружил записку: «Настоящее искусство пугает дилетантов. А джаз у тебя фальшивый». Рядом лежала одна искусственная ресница, похожая на мёртвую гусеницу.