Один ученик держит в напряжении и страхе весь класс, а учительница не в силах что-либо сделать

Она снова сегодня плакала. Мой тихий ребенок, Леночка, вцепилась в мою кофту на школьном пороге, и все её тело дрожало мелкой дрожью. Я повела её домой, держа за ледяную руку, и слушала прерывистый шепот. 

— Он опять взял мою новую ручку и сломал её пополам. Просто подошел и взял со стола. А потом закричал, что она плохо пахнет. 

Этот новичок, Игорь, появился у них в третьем классе в сентябре. Теперь наша жизнь измеряется отрезками между его выходками. Я не знаю, что с ним. Знаю только, что наш привычный мир раскололся. 

Игорь не просто шалит. Он — гроза, обрушивающаяся без предупреждения. На прошлой неделе он во время математики вскочил на подоконник и начал сбрасывать горшки с фиалками. Земля, осколки, испуганный визг. Потом он спрыгнул и, смеясь, растоптал цветы. Он может молча подойти и толкнуть так, что ребенок падает. Может, сидя за партой, начать выть, закрыв уши ладонями, и ничто не способно его остановить. 

— Мама, мы теперь даже в столовой боимся. Сегодня он швырнул тарелку с супом об стену. 

Я видела этого мальчика лишь мельком. Худой, с очень светлыми волосами и быстрыми, ни на чем не задерживающимися глазами. Взгляд взрослого, потерянного человека и хрупкое детское тело. 

Наша учительница, Маргарита Петровна, выглядит постаревшей на десять лет за эти месяцы. Я пришла к ней после случая с супом. Она сидела в пустом классе, положив голову на руки. 

— Я пишу докладные каждый день. Каждый! — её голос был плоским, без надежды. — Его мать выслушивает меня молча и уходит. Администрация предлагает мне «наладить контакт» и «проявить педагогическую изобретательность». Какой контакт? Какая изобретательность? Я не сплю ночами. Я думаю только о том, как бы уберечь их, остальных двадцать шесть человек, чтобы никто не пострадал физически. Об учебе речи уже не идет. 

Я пошла выше. 

— Мы понимаем ваше беспокойство, — сказала завуч. — Но ребенок имеет полное право учиться в общеобразовательном учреждении. У нас нет оснований для его отчисления. Мы работаем с семьей. Рекомендуем специалистов. 

— Он травмирует других детей! — вырвалось у меня. — Они приходят домой в истерике! Они боятся! 

— Дети иногда ссорятся, — ответила она. — Ваша задача — объяснить дочери правила поведения в коллективе. Возможно, проявить больше доброжелательности к новичку. 

Я вышла, чувствуя себя идиоткой. Получалось, это мы, родители нормальных, испуганных детей, что-то делаем не так? Это Лене надо быть «доброжелательнее» к тому, кто опрокидывает на неё портфель? 

Собрание родителей было бурным. Кто-то кричал, что надо всем вместе идти к директору. Кто-то, опустив глаза, шептал: «Мальчик, наверное, несчастный, надо пожалеть». Жалеть? Я жалею свою дочь, у которой по ночам стали случаться кошмары. Я жалею учительницу с трясущимися руками. Жалею тихоню Влада, которому Игорь разбил губу спортивной сумкой. 

Перевод в другую школу? За город, каждый день по два часа в дороге? Или снова вставать в очередь, униженно просить? Потому что один ребенок может всё? 

Я встретила его мать у школьного забора. Женщина с потухшим взглядом, слишком плотно сжатыми губами. 

— Вы мама Игоря? — спросила я.

Она вздрогнула, как от удара. 

— Да. И что? Опять жаловаться? — её голос был хриплым от усталости или от сигарет. 

— Моя дочь в его классе. Они все очень боятся. 

— А я не боюсь? Вы думаете, мне легко? Вы думаете, я не пробую? — она говорила быстро, шепотом. — Я вожу его к врачам. Я даю таблетки. Я не сплю. Он и дома разрушает всё. А они говорят — терпите. А кто меня пожалеет? Кто ему поможет? 

Она резко вытерла ладонью щеку, развернулась и побежала прочь, к выходившим детям. Я стояла, ошеломленная. Её отчаяние было зеркальным отражением моего. Той же силы, той же безысходности. 

И теперь я сижу вечером, гладя по волосам заснувшую наконец Лену, и не знаю ответа. Где та черта, где право одного ребенка на помощь перекрывает право двадцати других на безопасность? Кто должен её провести? И почему этот тяжелый, неподъемный груз лег на нас, на наших малышей, вынужденных ежедневно ходить по минному полю под названием «школа»? Я буду обращаться выше, все равно должна быть управа.