– Мы поживем у тебя, – родители собрались продавать свою квартиру, чтобы выплатить ипотеку сестры

Родители позвали на ужин под предлогом «обсудить будущее». На столе — моя любимая греча с грибами, которую мама готовит по особым случаям. Папа вертел в руках ключи от их квартиры, будто четки. 

— Лен, мы продаём жильё, — мамина вилка вдруг звякнула о тарелку. — Кате нужны деньги, чтобы закрыть ипотеку. А поживём у тебя, ты же одна. 

Катя — моя младшая сестра, купившая трёхэтажный коттедж с бассейном, пока я ютилась в съемной хрущёвке. Её «кризис» начался, когда банк повысил ставки ровно настолько, что им пришлось отменить поездку на Мальдивы. 

— Почему со мной не посоветовались? — спросила я, глядя на фотографию на буфете. Там мы вчетвером у ёлки: я дарю маме дешёвые духи, Катя — айфон. 

— Ты же практичная, — папа потянулся за моей рукой, но я отдернула ладонь. — А Катюша… Ну, ты знаешь, она не справится одна. 

«Не справится» — их мантра с тех пор, как сестра в 14 лет упала в обморок от вида менструальной крови. Пока я работала после института, они платили за её третий курс журфака. Когда я хоронила мужа, они помогали ей пережить развод с олигархом. 

— У меня однокомнатная, — сказала я, представляя, как их кресло-кровать займёт место моего книжного шкафа. 

— Поставим раскладушку в гостиной! — мама улыбнулась так напряжённо, что морщины дрогнули. — Будет как в старые времена. 

В «старые времена» я спала на балконе, чтобы Катя могла устраивать вечеринки в нашей общей комнате. 

На следующий день подъехала к их дому. Через окно увидела, как папа грузит в машину бабушкин сервант — единственную ценную вещь, о которой он говорил: «Это Ленке достанется». Теперь он везёт его Кате. 

— Ты не против, правда? — мама гладила кота, которого тоже планировала подселить ко мне. — Мы поможем с хозяйством. 

Их «помощь» — это мамины советы, как экономить на прокладках, и папины истории о том, как в 90-е он вышел «из грязи в князи». 

Вечером Катя прислала фото: её дети плещутся в новом бассейне. «Спасибо, сестрёнка! Без тебя бы не справились». Я выключила телефон и достала папку с документами. Нашла свидетельство на мою долю в продаваемой родительской квартире. Бабушка, чей сервант теперь у Кати, вписала меня туда, когда мне было восемнадцать. «На всякий случай, Леночка», — сказала она тогда. И этот случай настал. 

На следующий день я пришла в их дом. Мама обрадовалась, решив, что я помогу с переездом. Папа с надеждой посмотрел на меня. 

— Жить вместе мы не будем., — сказала я ровно.  

Мамина улыбка погасла. 

— Лена, как же так? Мы же договорились... 

— Мы ни о чем не договаривались. Вы мне сообщили. А теперь я сообщаю вам. — Я положила на стол копию свидетельства о долевой собственности. — Я владею третью этой квартиры. И я против ее продажи. 

Папа побледнел. 

— Ты что творишь? Кате нужны деньги! 

— Кате нужен новый бассейн. А вам — где жить. Продавайте, если хотите. Но мою треть вы мне выплатите по рыночной стоимости. Тогда у меня будет своя квартира, а у вас — деньги на помощь Кате. Или... — я сделала паузу, — или мы не продаем, и вы остаетесь здесь. А Ката учится справляться сама. 

Они умоляли, давили на жалость, пытались злиться. Но я стояла на своем. В итоге они не продали квартиру. Катя, к всеобщему удивлению, «справилась». Оказалось, она куда крепче, чем все думали. Когда исчез вечный фонд поддержки, нашлись и силы, и ресурсы. 

Я осталась в своей хрущёвке. Иногда родители звонят, и, кажется, их обида прошла.