Муж все время пытается меня унизить при людях и считает, что в его словах нет ничего обидного

Стоило нам оказаться среди людей, как Максим тут же находил повод меня «прищемить». 

— Алиса, дорогая, ты бы лучше зелень помельче рвала, — его голос, сладкий и притворно-заботливый, резанул слух. — Смотри, тетя Ира с трудом жует. 

Тетя Ира, добродушная и слегка глуховатая, только улыбнулась в ответ: 

— Да все прекрасно, Максимка. Очень вкусно. 

Но он уже вошел в раж. 

— Нет, я серьезно. Это же элементарно — взять нож поострее. Правильно я говорю? 

Он искал подтверждения у окружающих, как всегда. Я глубоко вздохнула. Я была его вечным проектом, «недоделкой», которую он усердно «шлифовал». 

— Взял бы и порезал, — спокойно ответила я. 

Пиком всего стал поход в галерею в прошлые выходные. Я надела сиреневое платье, в котором чувствовала себя королевой. Максим окинул меня критическим взглядом. 

— Ты в этом? 

— Мне нравится, — ответила я. 

— Надеюсь, ты не собираешься так ходить по залам? Сидит как-то криво. И цвет… Слишком вызывающий. 

Он говорил это негромко, но достаточно громко для пары проходящих мимо студентов. 

А сегодня, на его же дне рождения, за столом его сестра Марина, милая и непосредственная, обняла меня за плечи. 

— Алис, ты просто сияешь! Похудела, да? 

Максим фыркнул, откладывая нож. 

— Сияет от чего? От того, что неделю на кефире просидела? Так это не здоровое похудение, это обезвоживание. Видишь, как кости торчат? Нее, раньше лучше было. 

В комнате наступила неловкая тишина. Боль, острая и колкая, пронзила меня насквозь. Я подняла на него глаза. 

— Для чего ты мне это говоришь?

Он искренне удивился. 

— Я сказал лишь правду, а на нее не обижаются. 

Я вышла на балкон к холодному ночному воздуху. За мной вышла Марина. 

— Все нормально? — ее голос был полон искреннего участия. 

Я лишь покачала головой. 

— Он всегда был таким зазнайкой, — вздохнула она. — Помню, как в детстве он на конкурсе чтецов стих забыл и простоял всю минуту, открыв рот. Мы его потом «золотой рыбкой» звали. 

Я слабо улыбнулась. 

— Он не рассказывал. 

— Так он же этот эпизод из памяти стер! Сейчас он у тебя гений и идеал? — Марина хитро подмигнула. — Пошли назад. Кофе остывает. 

Мы вернулись к столу. Марина непринужденно разлила кофе и вдруг сказала: 

— Макс, а помнишь, как ты на свидании с той рыжей художницей в фонтан провалился? Мы тогда с папой час отмывали тебя от утиного помета. 

Максим замер с куском торта. 

— Что? Ничего такого не было. 

— Как не было? — подхватила тетя Ира. — Было-было! Еще мама говорила, что ты ходил, пахнул навозом. 

За столом пробежал смешок. Максим покраснел. 

— Марина, хватит. 

— А что? Я лишь правду сказала. А на правду, ты сам только что подтвердил, не обижаются. 

Он смотрел на сестру, и я видела, как до него доходило. Доходило то, что я чувствовала все эти годы — жгучий стыд, унижение, беспомощность. Он откашлялся и налил себе вина, стараясь сделать вид, что все в порядке. 

Когда гости разошлись, я пошла в спальню. Максим застал меня за раскладыванием вещей. 

— Ты что это? — в его голосе прозвучала тревога. 

— Ухожу. 

— Куда? Из-за какой-то шутки? Ты что, обиделась? 

— Нет. Я просто устала от твоей «правды». Я хочу жить с мужчиной, который будет видеть во мне человека, а не груду недочетов.

Он молчал, наблюдая, как я кладу в чемодан свитер. Этот самовлюбленный индюк действительно верил, что я никуда не денусь. Что выдержу все его «шлифовки» ради призрачного идеала. 

— Ты вернешься, — тихо сказал он в спину, когда я уже выходила. 

Я обернулась. 

— Нет, Максим. Просто сегодня я наконец-то поняла не твою правду, а свою. И она мне нравится гораздо больше.