Муж перечисляет родителям деньги, скрывая потерю работы, а мне предлагает найти кого-то побогаче, если что-то не устраивает

Телефон замигал в тот самый миг, когда я, наконец, присела с чашкой чая. Вздохнув, я приняла вызов от свекрови. 

— Риточка, привет! А Кирилл уже вернулся или все еще на своем важном проекте? — защебетала она.

Меня будто кольнуло булавкой. Какой еще проект? Мой муж уже полтора года работает курьером, а не менеджером. Но я вовремя вспомнила его мольбы и сглотнула вопрос. 

— Его пока нет, — сообщила я. — Что-то случилось? Передать что-то? 

— Да нет, все замечательно, не тревожься, — заверила Лариса Петровна. — Просто наш сын обычно пятого числа делает нам перевод, а сегодня уже девятое. Мы с отцом просто хотели удостовериться, что с вами все в порядке. 

Эта информация была для меня неожиданной. Какие переводы? Мы с Кириллом всегда были партнерами. Наш главный принцип — полная прозрачность в финансах. Все общее. Его «личные» деньги — это те крохи, что оставались после оплаты счетов, ипотеки и секций для детей. Сыну девять, дочери шесть. О какой-то регулярной помощи его родителям речи никогда не шло. 

После учебы Кирилл устроился в солидную фирму. Зарплата позволяла нам строить планы. Но потом грянул кризис, его сократили одним из первых. Месяцы поисков ничего не дали — везде требовались молодые, более дешевые кадры. В итоге он устроился в курьерскую службу. Сказать об этом своим родителям, вечно сравнивающим его с более успешными, у него не хватило духа. Они всегда видели его в будущем с внушительным портфелем и собственным офисом, а не с картонной коробкой в лифте бизнес-центра. 

Я же, напротив, в это время совершила рывок по карьерной лестнице. Моя зарплата маркетолога стала в полтора раза выше его нынешнего дохода. Он стал раздражительным, а я старалась не замечать его уколотого самолюбия. Ему нравилась эта иллюзия свободы на колесах, отсутствие начальника за спиной. В сорок три года начинать все с нуля он не хотел. 

А теперь вот это. Я положила телефон. Получалось, уже больше года, с тех пор как его отец вышел на пенсию, Кирилл тайком отправлял им деньги. Я представила его мать, с их безбедной пенсией и сдачей гаража, с ее вечными разговорами о поездках в санатории. И эти деньги, которые могли бы пойти на новую зимнюю куртку для Алисы или на долгожданную поездку к морю, уплывали на поддержание мифа о сыне-менеджере, который «завален» работой. 

В тот вечер я ждала его, сидя за кухонным столом. Когда он вошел, я не стала тянуть. 

— Твоя мама звонила. Интересовалась, почему задержался перевод. 

Он напрягся. 

— Да, я помогаю своим старикам. Это мои кровные. В чем проблема? 

— Проблема в том, Кирилл, что твои «кровные» — это наши общие средства, которые ты тайком воруешь у нашей семьи. Ради чего? Чтобы твоя мать продолжала думать, что ты управляешь людьми, а не развозишь пиццу? 

— Можешь найти себе кого-то побогаче, если наших денег не хватает! — вспыхнул он, беспомощно пытаясь перевести стрелки. 

Это был последний довод слабого человека. Я встала. 

— Нет, я не буду искать другого. Я предлагаю тебе выбор. Либо ты находишь способ честно зарабатывать столько, чтобы хватало и на помощь твоим родителям, и на наших детей. Либо ты идешь и рассказываешь им правду о работе, о наших финансах, обо мне. А иначе… — я сделала паузу, — иначе мы начинаем процесс развода. Хватит кормить твое самолюбие за счет будущего наших детей. 

Он молчал, опустив голову. Я понимала, что помогать родителям — это правильно. Но не ценой лжи, не ценой благополучия нашей маленькой, хрупкой вселенной, ради которой мы когда-то и начали этот путь вместе.