Моя мама обозвала меня воровкой, а я ее деньги даже не тронула

Вы не поверите, какая история приключилась у нас с мамой. Вообще, я всегда считала, что подарок — он на то и подарок, чтобы потом не требовали с тебя расписки и отчеты, куда и на что ты его потратил. Но, видимо, мои родственники думают иначе. Если уж им так неймется копаться в моем кошельке, пусть тогда сами давятся своими «подарками» с контролем!
Мы с Денисом, моим мужем, — птицы одного полета. Не в смысле внешности, он шатен, я блондинка, а по характеру. Оба упертые, как бараны. Если я себе что-то в голову вбила, я буду идти до конца, пока не получу желаемое. И Дениска такой же — карьерист и трудяга, всего добивается сам.
Еще до свадьбы мы четко договорились: с детьми не спешим. Во-первых, молодые были, хотелось пожить для себя. А во-вторых, твердо решили: сначала — надежный тыл. Квартира, машина, какая-никакая финансовая подушка. Лет пять мы вкалывали, как проклятые, чтобы хоть немного выдохнуть и подумать о продолжении рода.

И вот, когда на свет появилась наша Настюшка, началось! Бабушки с обеих сторон просто сошли с ума от счастья и устроили настоящее соревнование в щедрости. Подарки сыпались на нас, как из рога изобилия. Честно говоря, мы с мужем малышке сами почти ничего купить не успели — всё уже было куплено, подарено, принесено. Коляску — моя мама, кроватку — свекровь, приданое — сестра, остальное — тетка Дениса. Настоящий парад бабушкиной любви!
И вот тут-то моя мамочка решила совершить настоящий жест. Заходит как-то ко мне, сияет, и в руках у нее — пухлый конверт.
— Доченька, вот, держи, — говорит и протягивает его мне. — Это вам с Денисом. Сто тысяч рублей.
Я открываю конверт, а там действительно пачка купюр. Глазам не верю.
— Мам, что ты? Зачем? — растерялась я.
— Как это зачем? — всплеснула она руками и направилась к кроватке, где спала Настя. — Это тебе спасибо за нашу принцессу! За наше золото! Солнышко наше ясное!
Мы с Денисом, конечно, были тронуты, но не особо удивились. Мы люди самостоятельные, суммы и побольше через руки пропускали. А так как острой нужды в деньгах прямо тогда не было, да и мама не уточнила, на что именно они, я просто положила конверт в сервант. Решила — пусть лежит, на черный день пригодится.

А черный день наступил буквально через неделю, и был он, простите за каламбур, плиточным. Мой старый телефон решил познакомиться с плиткой в ванной поближе и разлетелся на осколки. Печаль, да и только. Пришлось на следующий день мчаться в магазин. Долго не думая, купила себе айфон. Подруги уже год пели ему дифирамбы: «Он тебе и фотоаппарат, и кинотеатр, и в магазин сходить поможет!». Ну, я и поддалась. Деньги на карте были, конверт в серванте я даже не трогала.
Телефон мне понравился, ничего не скажу. Удобный. Но не больше. А вот у моей мамы он вызвал настоящую бурю. Пришла она к нам дня через три, зашла в гостиную, а на столе валялась та самая коробка от айфона. Я ее еще не убрала.
Вижу, мама замерла, смотрит на коробку, а лицо у нее начинает меняться. Наливается кровью.
— Это что?! — прошипела она так, что у меня мурашки по коже побежали.
— Телефон новый, мам. Я свой разбила, пришлось купить другой, — спокойно ответила я.
И тут ее прорвало.
— Так вот на что ты наши деньги потратила?! Мы тебе на ребенка дарили, а ты свои финтифлюшки покупаешь! Да мы с отцом всю жизнь на это копили, каждый рубль отрывали! А ты! Воровка!

У меня в ушах зазвенело. Какая воровка? Какие финтифлюшки? Я онемела от шока. Стою и не могу вымолвить ни слова. А мама орет, трясется вся, лицо перекошено такой злобой, что я ее просто не узнала.
— Чтобы через неделю деньги мои тут были! Слышишь?! Вернешь всё до копейки! Иначе в полицию пойду, заявление напишу! Детей у таких родителей отбирать надо!
Тут во мне что-то щелкнуло. Надоело. Надоели эти истерики и дикие обвинения. Молча, не говоря ни слова, я подошла к серванту, достала тот самый, нетронутый конверт, сунула его маме в руки и, взяв ее за локоть, повела к выходу.
— Забери свои деньги. И уходи. Я их даже не распечатывала. Телефон купила на свои.
Дверь закрылась. Тишина. А у меня внутри — пустота и дикая обида. Как она могла? Свою же дочь… обозвать воровкой?
Теперь она названивает каждый день. Приходила два раза, я не открыла. Денис говорит: «Прости, она пожилая, остынет». Но я не могу. Каждый раз, как вспомню ее лицо, искаженное злобой, меня аж передергивает. Умом понимаю, что Настюхе бабушка нужна. Но сердце мое пока не смягчилось. Не после такого.