– И сколько ждать? – девушка хитростью решила забеременеть от меня, хотя я был категорически против

Она опять завела этот разговор. 

— Я думала, мы оба хотим. Семья — это ведь наше будущее. — В ее голосе звучала знакомая обида. 

Я вздохнул, откладывая вилку. 

— Погоди, Марина. О каком будущем речь? Мы же договорились: сначала прочное основание, потом уже всё остальное. Где мы живем? В чужом доме. 

— Не преувеличивай! Многие начинают именно так. Посмотри на Наташу, у них трое малышей, и ничего, справляются в съемной двушке! — ее щеки покрыл румянец. Ей было двадцать четыре, и ее часики, как она любила говорить, тикали слишком громко. — Моя тетя готова сидеть с внуком хоть с пеленок... 

— Нет, только не это! — я невольно содрогнулся. 

— Для меня «основа» — это своя крыша над головой, надежный автомобиль и сбережения. Хочу, чтобы мой сын или дочь ни в чем не нуждались. 

— И сколько ждать этой сказки? Пока мне не исполнится сорок? 

— Давай закончим этот разговор. Он ни к чему не ведет. 

Она выбежала из кухни. Я же остался сидеть, глядя на запотевшее окно. Мое отношение к родительству не было пустой прихотью. Оно родилось из воспоминаний о долгах, перешептываниях родителей за тонкой стеной и поношенной одежде, доставшейся от старших братьев. 

Я поклялся себе, что мой ребенок никогда не узнает вкус дешевой колбасы и стыда за дыру на коленке. Я усердно трудился, мой доход позволял уже сейчас смотреть на будущее с оптимизмом. Оставалось лишь несколько месяцев до той суммы, что требовал банк для первоначального взноса. 

Я также отдавал себе отчет в другом желании Марины — фамилии в паспорте. Но я не видел смысла в штампе до того, как мы обретем настоящий, а не временный, дом. Вся ее зарплата уходила на наряды, салоны красоты и милые безделушки. Я не возражал, даже помогал, но этот факт заставлял задуматься. Она существовала в настоящем, словно боясь заглянуть в завтрашний день. Почему бы ей не откладывать хотя бы немного на общую цель? Мы бы уже достигли ее. 

Спустя несколько дней она предложила: 

— Давай проведем этот вечер вместе? Отдохнем, пообщаемся, — ее голос звучал нежно и искренне, когда она протянула мне бокал. 

— Ладно, но только один, — согласился я, поймав в ее взгляде странный, ликующий блеск. 

Следующее утро встретило меня свинцовой тяжестью в висках и смутным, обрывочным воспоминанием о вчерашнем. Я с трудом собрал мысли: необъяснимо сильное опьянение после пары глотков, ее руки, помогающие мне дойти до кровати... И щемящее чувство подвоха. 

Могла ли она? Зная о моей принципиальной позиции и всех предосторожностях, которые я всегда принимал, решилась бы она на подобное? Ее подруга-гинеколог... Да, конечно, могла. Вероятнее всего, так оно и было. 

Что ж, в двадцать первом веке у мужчины тоже есть возможности разрушить такие хитрые комбинации. 

— Ничего не вышло! — всхлипывала Марина в телефонную трубку. Я замер в коридоре, случайно услышав этот разговор, возвращаясь за забытыми ключами. — Уже четыре теста! Что? Снова попробовать? Он уже косится на меня! Если я совру про задержку, он сразу же потащит сдавать анализы, и к твоей Лене мы точно не попадем! 

Она помолчала, слушая советы с того конца провода, а затем я услышал ее счастливый, оживленный смешок. 

— Придумала! Приглашу его на дачу к Светке. Там баня, шашлык, все свои... Он расслабится, и я просто подменю его упаковку презервативов в дорожной сумке. Чего? Его нет, ушел по делам... 

— А вот и ошиблась, милая. 

Она ахнула. Посыпались бессвязные, путаные объяснения, но я уже не слушал. 

— За жилье внесено еще на четыре недели, — сказал я, выходя из комнаты с сумкой. — Дальше решай свои вопросы самостоятельно. 

— Я не планировала ничего дурного... — рыдала она. — Я просто мечтала о малыше... Часики-то тикают, годы уходят! 

— Меня твои часики больше не беспокоят! — отрезал я. — А о моем психическом состоянии ты позаботилась, когда реализовывала свой гениальный замысел? 

— Это было совершенно безвредно! Честное слово! 

Я отстранил ее и вышел в коридор. Остальное заберу завтра, когда ее не будет. У меня не было ни малейшего желания выслушивать оправдания и клятвы, что это больше не повторится. 

Верить ей значило обманывать самого себя.