Я сама построила железный занавес между мной и дочерью

Я всегда была уверена: свой внешний вид — это как данность свыше. Ну, знаете, не стоит лезть в то, как тебя создал Господь. Естественность — вот что по-настоящему красиво. У меня самой волосы русые, светлые, и даже когда на макушке начала пробиваться первая седина, мама уговаривала: «Закрась хоть немного, а то возраст выдаёшь!». Я только отмахивалась — нет, нет и ещё раз нет.
Мои дети, кстати, всегда придерживались такого же принципа. Ну, во всяком случае, я на это надеялась. Пока однажды моя старшая, Маринка, которой как раз пятнадцать стукнуло, не подошла ко мне с глянцевым журналом. А там — девицы с волосами всех цветов радуги и стрижками, от которых глаза на лоб лезут.

— Смотри, мам, — ткнула она пальцем в розововолосую модель. — Круто же?
Я так и подскочила. 
—Ты что, это шутка? — вырвалось у меня. — Мой ребёнок — и такое уродство? Не бывать этому!
Вечер, конечно, завершился громким скандалом. Муж хоть и поддержал меня в душе, но вёл себя мягче: 
- Может, не стоит так категорично?
Но я стояла на своём. Тогда дочь, хлопнув дверью, выдвинула другой ультиматум: 
—Ладно, окрашивание не надо. Но я хочу коротко подстричься! Почему брату можно, а мне нет? 
—Потому что длинные волосы — это гордость любой женщины! — почти крикнула я в ответ. — Твоя главная красота!

После этого мы с ней дня два не разговаривали. Я тогда искренне не понимала: ну что я такого сделала? Переходный возраст, наверное. Капризы, требования невозможного…
И вот, спустя несколько недель, история повторилась. Я только вернулась из магазина, разложила продукты, устроилась на диване с чаем и телефоном — читаю новости. Из своей комнаты выходит Марина. Видно, что нервничает, крутит край кофты.
— Мам… — начала она, запинаясь. — Можно я себе сделаю пирсинг? В бровь. Это почти как серёжки — если что, сниму.
Вспомнив прошлую историю, я внутри сразу закипела. Опять?! Сначала волосы, теперь пирсинг? Это уже слишком.
— Марина, это уродство! — чётко выдохнула я. — Никаких проколов. Я не разрешаю.
Я думала, она поймёт. Но нет. 
—Это моё лицо! — вспылила она. — Я сама решаю! 
—Пока ты живёшь в моём доме и на моём обеспечении — решаю я! — отрезала я.

Она посмотрела на меня с такой смесью злости и обиды, что стало даже не по себе. Подержала паузу и бросила: 
—Лааадно… Ясно.
Развернулась и ушла в комнату, хлопнув дверью так, что стены задрожали. Я вздохнула с облегчением: пронесло, вроде отбила атаку. Но не тут-то было. Через пару минут дверь снова хлопнула — на этот раз входная. Марина ушла.
Я начала звонить ей, писала в мессенджеры — тишина в ответ. Прождала так несколько часов, волнуясь. Уже к полуночи, когда я почти дремала в кресле, наконец послышались шаги в коридоре. Свет не горел, и я видела лишь тёмный силуэт.
— Марина? Это ты? — спросила я, щёлкая выключателем.
И вот тут у меня сердце просто ушло в пятки. Передо мной стояла… лысая девочка. Моя дочь. Абсолютно без волос.
Сначала она переминалась с ноги на ногу, а потом сделала шаг вперёд — уже увереннее, с вызовом. Я не могла вымолвить ни слова, только прошипела: 
—Это… что такое?
Она усмехнулась. 

—Это моя новая причёска, мам. Тебе нравится? 
—Какая причёска?! — закричала я, уже не сдерживаясь. — Что ты с собой сделала?!
Но на её лице читались лишь упрямство и насмешка. 
—Ты сказала: твой дом — твои правила. Я это усвоила. Поживу у бабушки, пока ты не одумаешься.
У меня в голове всё перевернулось. Уйти из дома? Из-за чего? Из-за волос?! 
—Ты никуда не пойдёшь! — заявила я, пытаясь взять себя в руки. — Ты наказана! Ни шага из дома!
Но она даже не стала спорить. Взяла заранее собранный рюкзак (оказывается, всё было продумано!) и, не оборачиваясь, вышла за дверь.
Прошла неделя. Позвонил неизвестный номер. 
—Алло? — услышала я голос дочери. 
— Мам, ты передумала? Готова меня принять?
Но злость и обида взяли верх. 

—Нет! — рявкнула я. — Не приму, пока ты не опомнишься!
Больше она не звонила. А через пару недель до меня начало доходить: это не блажь, она серьёзно. Я пыталась звонить сама, но трубку брала только моя мама. Сообщала, что всё хорошо, но Марина разговаривать не хочет.
Через несколько месяцев я нашла её профиль в соцсетях. Фотографии… Отросший розовый ёжик, пирсинг в брови, яркий, почти театральный макияж. По моим меркам — кошмар. Но в тот момент я поняла: я скучаю. Готова принять её любой — лишь бы вернулась.
Но было уже поздно. Теперь мы видимся только по большим праздникам. Она приезжает на день-другой, мы ведём вежливые, сдержанные разговоры за столом, как чужие люди. И я до сих пор жалею. Если бы я была чуть мудрее, мягче, может, и не потеряла бы свою дочь. А теперь мы просто дальние родственники… и между нами — стена. Которую построила я сама.