– Вы можете остаться здесь на коммерческих условиях, – я предложила свекрови и мужу подписать договор аренды

Сегодня, в мой тридцать пятый день рождения, Вера Петровна, мама моего мужа, внимательно осмотрела стол и произнесла: 

— Леночка, а где же сладкое? Только эти крошечные пирожные? На всех, выходит, не хватит? 

Гул бесед моментально стих. Сергей, мой супруг, тут же толкнул меня под локоть и прошептал сдавленно: 

— Я же просил заранее большой торт заказать! Мама обожает «Прагу»! 

На моих губах застыла привычная, ничего не выражающая улыбка. 

— Я выбрала профитроли. Они отличные. 

Формально это был мой праздник. По факту — очередное выступление Веры Петровны на сцене моей же гостиной. В квартире, которую я купила, когда еще училась в аспирантуре. 

Поздно вечером, проводив гостей, я услышала, как свекровь, жалуясь на тяжесть в желудке, удалилась в свою комнату — бывший мой кабинет. Сергей начал беседу с упрека. 

— С мамой нужно быть помягче! Ей уже шестьдесят пять! 

— В этом возрасте обычно учатся уважать чужой дом, — монотонно ответила я, расставляя фужеры. Мои пальцы двигались автоматически. Я преподавала в университете, и моя выдержка была известна коллегам. 

— Да ладно, она просто пошутила! — Сергей отодвинул тарелку. — Ты совсем разучилась понимать добрый юмор. 

Я посмотрела на него. Милое, незлое лицо, которое когда-то казалось таким родным, теперь напоминало хорошо знакомый предмет, внезапно потерявший ценность. 

— Юмор должен быть смешным. А то, что я слышу, больше похоже на оценку моих хозяйственных способностей. 

Я долго ворочалась, обдумывая все. Они переехали ко мне два года назад. Сначала Вера Петровна «временно» сдала свою комнату в общежитии, чтобы «помогать нам по хозяйству». Потом ее жильца выселили, и въехать обратно стало невозможно. Сергей, талантливый, но невостребованный художник, уже полгода не продал ни одной картины, но регулярно посещал дорогие вернисажи за мой счет. 

Они жили в моем пространстве, дышали моим воздухом. И оба — мать и сын — смотрели на меня с немой претензией, будто я что-то должна за их присутствие. «Довольно», — прошептала я в темноту. Это было не сиюминутной злостью, а созревшим решениям. 

На следующее утро, за кофе, я получила письмо. Предложение возглавить кафедру в другом городе. Я распечатала его и положила перед Сергеем. 

— Что это? — удивился он. 

— Это моя новая жизнь. А это, — я положила рядом второй лист, — условия твоего и Веры Петровны дальнейшего проживания здесь. Это договор аренды квартиры, которая, напомню, является моей собственностью. И квитанция на оплату половины коммунальных счетов за последние шесть месяцев. 

Он остолбенел. 

— Ты что, это шутка? 

— Нет. Я уезжаю через месяц. Вы можете оставаться здесь, но на коммерческих условиях. Или найти другой вариант. 

— Лена, мы семья! — забормотал он. 

— Семьей не живут в одностороннем режиме, — мягко сказала я. — Ты можешь продавать свои работы и оплачивать свою жизнь. А Вера Петровна, уверена, получит прекрасную социальную комнату, если обратится. Я уже узнала. 

Через две недели я подписывала контракт в новом городе. В тот же день пришло сообщение от Сергея: «Мы съезжаем. Забери свои ключи у соседей». 

Я не ощущала триумфа. Я чувствовала лишь усталость, как после долгой, изнурительной болезни, когда наконец понимаешь, что кризис миновал. Иногда, чтобы спасти сад, нужно выкорчевать засохшее дерево. Даже если когда-то его листва казалась такой густой.