– Ты тоже можешь делать всё, что хочешь, – ответил муж, не думая, что я воспользуюсь его предложением

Марк развалился на диване. На экране - футбол. Я стояла у раковины, а за спиной – хаос: на полу рассыпан конструктор, на столе – крошки от завтрака, в углу ждал глажки ворох мелких вещей. Голова гудела от утренней суеты: подъем в шесть, сборы в сад, беготня по магазинам, бутерброды Марку на работу, который сегодня «случайно» оказался дома – «понедельник, планерка перенеслась». 

— Милый, — голос мой звучал устало, — ты не поможешь с пылесосом? Или хотя бы собери конструктор? Алина вернется из сада, опять все раскидает… 

Он даже глаз не оторвал от экрана. Легкий вздох. 

— Дорогая, ты же справляешься. У тебя отлично получается. — Пауза. Гол забили. Он удовлетворенно крякнул. — И вообще, расслабься. Ты тоже можешь делать всё, что хочешь. Не загоняйся. 

«Всё, что хочешь». Я смотрела на мыльную воду, на свои покрасневшие руки, на его расслабленную спину. Что я хотела? Не мыть посуду. Не убирать конструктор. Не гладить эти бесконечные маечки. Хотела тишины. Моря. Просто… ничего не делать. 

Я выключила воду. Прошла мимо дивана. Марк что-то буркнул насчет удачного паса, не глядя. 

— Я пошла, — сказала я ровным голосом. 

— Угу, — отозвался он. — Кружку мою не забудь, ладно? Ту, с логотипом. 

Я не ответила. В спальне открыла шкаф. Нашла купальник, захватила пару футболок, шорты, зубную щетку. Паспорт, кошелек, ключи от машины. 

Сумка была легкой. Я вынесла ее в прихожую. Марк, наконец, оторвался от телефона. 

— Ты куда собралась? В магазин? Купи еще пива, пожалуйста, а то закончилось. 

Я надела кроссовки. Взяла ключи от машины со столика. 

— Нет, не в магазин, — сказала я. 

— Окей, загадочная. В салон? На маникюр? — Он уже поворачивался обратно к дивану. — Только не задерживайся, Алину в пять забирать надо. 

— Ты забери, — сказала я, открывая дверь. — Ты ведь тоже можешь делать всё, что хочешь. Или нет? А я могу. Я хочу на море. Прямо сейчас. 

В его последнем взгляде, полном растерянного непонимания, не было злобы. Было лишь полное неверие в то, что его слова обрели такую власть. В машине я вдохнула полной грудью. Навигатор показал до ближайшего теплого берега 8 часов. 

Я просто поехала. Конечно, не на море. Как я могла оставить ребенка с ним. В голове рисовалась картинка: Алина в саду, ждет, а Марк... Марк, который забыл, что у нее сегодня дополнительное занятие по рисованию до шести. Марк, который не знал, где лежит ее любимая пижама. Марк, который мог опоздать, отмахнуться, не заметить ее расстройства. Моя ярость уступала место материнскому страху и чувству вины. Я не могла. Просто не могла. 

Развернулась на ближайшей заправке. Обратная дорога заняла меньше времени. В голове крутились мысли: "Слабая. Сдалась. Опять". Но сильнее был образ дочки. 

Ключ щелкнул в замке в половине седьмого. Тишина. На полу, среди островков собранного конструктора, сидели Марк и Алина. Дочка, в пижаме, которую он все-таки нашел (хоть и задом наперед), увлеченно что-то лепила из пластилина. Марк, ссутулившись, держал в руке одинокий кубик. В его глазах, когда он поднял голову, не было привычного раздражения или скуки. Была усталость, растерянность и... что-то вроде стыда. 

— Мама! — Алина бросилась ко мне. — Папа собрал мой домик! И мы лепим зоопарк! А папа забыл меня забрать вовремя, и тетя Лена звонила! 

Я обняла дочь, прижала к себе. Марк медленно поднялся. 

— Я... — он попытался начать. — Я реально забыл про рисование. Пока собирал этот... — он махнул рукой на конструктор, — понял только, что уже шестой час. Примчался как угорелый. — Он посмотрел на Алину, потом на меня. — Я не знал, где ее щетка для волос. Не нашел твои прищепки для белья... Этот гладильный шнур... Я чуть не спалил рубашку. 

Алина побежала за водой. Мы остались вдвоем. 

— Ты права, — сказал он тихо. — Я... Я не думал. Серьезно не думал, что значат мои слова. И что значат твои дни. Я видел, как ты уезжала... И понял. Понял, что ты действительно можешь. А я... — он тяжело вздохнул, — я даже до сада вовремя добраться не смог. Я исправлюсь. Правда. Дай шанс. 

Он не просил прощения громкими словами. Он просто стоял среди последствий своего прозрения – немытой кружки, криво собранного конструктора и своей беспомощности. Но в его глазах была решимость, которой я не видела годами. Море подождет. Сегодня я хотела быть здесь.