Свояченица с семьей ходит к нам ужинать каждый день, а жена боится их обидеть и не может отказать

Я стоял на кухне, наблюдая, как Аня вяло перетирает уже чистую тарелку. За окном давно стемнело. 
 
— Ань, это уже не гости, а нашествие, — не выдержал я. — Четвертый вечер подряд. И каждый раз — будто саранча прошла. Хоть бы помогли убрать. 
 
Жена вздрогнула, не поднимая глаз. Знаю, ей неловко. Яна — ее сестра, родная кровь. Аня устроена так: последнюю рубашку отдаст, лишь бы близкие были сыты. Но мое терпение лопнуло. 
 
— Понимаю, ты не хочешь ссориться, — голос смягчился сам собой. — Но они не на чай зашли, Анечка. Они приходят ужинать. После твоей смены. Готовишь ты — на нас! — я подчеркнул слово. — А они садятся и едят. Потом ты до полуночи возишься у раковины. Разве это нормально? 
 

Аня молчала. Тени под глазами говорили сами за себя. Яна с мужем Игорем и их сыном Степкой являлись без предупреждения, сразу маршировали на кухню и занимали места. Раньше заглядывали реже, и то чаще Игорь один. Аня — не жадная. Рачительная. «Мой запасливый хомячок», — подшучивал я. Она замораживает ягоды, маринует огурцы, печет пироги. Но последние дни я ловил в ее взгляде ту же усталую досаду. 
 
— Что мне делать, Саша? — прошептала она наконец. — Скажу — обидится, перестанет приходить совсем. А она же сестра... 
 
— Детство детством, Ань, — я вздохнул. — Но вам обеим под сорок. Пора думать о себе. И о нас. 
 
— Я не могу ей отказать! — голос Ани дрогнул. — Не в этом дело... 
 
— Дело не в еде! — сказал я. — Мне тебя жалко! Ты пашешь, а они пользуются. Это унизительно. И для них тоже. 
 
— Ладно, — Аня выдохнула. — Сегодня поговорю. 
 
Вечером, ровно в семь, звякнул домофон. Аня съежилась. По моему настоянию, она не готовила. Лишь разложила вчерашние остатки по контейнерам. 
 

На пороге — Яна, Игорь, Степка. Как по расписанию. Промаршировали на кухню. Аня поплелась следом. 
 
— Корми нас! — бодро выпалила Яна, но, встретив Анин усталый взгляд, сникла. 
 
— Чайку, может? 
 
— Угу, — буркнула она. — Ты какая-то... — Яна замялась. 
 
Я видел, как Аня напряжена. Не скажет. Не сможет. 
 
— Устала просто, — пробормотала она. 
 
— А что на ужин? — Яна потерла руки. 
 
— Вчерашнее, — Аня кивнула в сторону холодильника. — Не готовила. Колбаса, сыр есть. Бутерброды сами сделаете? Я посижу. 
 
— Ты с нами? Чай налью! — засуетилась Яна. 
 

Неловкое молчание. Яна виновато поглядывала на сестру. Игорь крякнул. 
 
Чайник зашипел. Яна налила Ане чаю. Та прижала ладони к горячей кружке, будто искала в этой боли ясность. Яна села напротив. 
 
— Ань... прости, — выдохнула она. 
 
Она удивилась. 
 
— За что? 
 
— Стыдно, — Яна опустила взгляд, слезы потекли по щекам. — Знаю, что надоели... Сегодня последний раз. Честно. 
 
— Последний? — Аня насторожилась. — Что случилось? 
 
— Ужинать... последний раз так. Не будем больше навязываться. 
 
— Ян, что за бред? — Аня побледнела. 
 
— Не злись! — Яна всхлипнула. — У нас... проблемы. Временные. Игорь... машину разбил. Служебную. Пришлось платить. Все сбережения ушли, еще в долгах... Вот и приползали к тебе... Как нищие. Мне так стыдно... 
 

Аня смотрела на сестру. 
 
— Почему молчала?! — вскрикнула она. — Мы же помогли бы! Семья на то и есть! 
 
— Стыдно было, — прошептала Яна. — Папа помнишь? По соседям с протянутой рукой... Ужас... 
 
Аня встала, обняла сестру за плечи. 
 
— Ладно, дурочка, — сказала она твердо, без упрека. — Но впредь — говори. И запомни: пришли поесть — помоги убрать. Уважай мой труд. А сейчас — доставай тарелки. И картошку чистить будешь! Пюре делать. 
 
Яна вытерла слезы, слабая улыбка тронула ее губы. 
 
— Да, шеф! И посуду всю перемою! — кивнула она. 
 
Я откинулся на спинку стула. Гнетущая тяжесть ушла. На кухне снова зазвучали голоса — тихие, сбивчивые, но уже без той леденящей неловкости. И в шуме воды из-под крана, под который Яна торопливо ставила кастрюли, слышалось что-то похожее на облегчение.