Свекровь решила, что купила нас и теперь может делать всё, что хочет

— Я переезжаю к вам на следующей неделе, — объявила свекровь так неожиданно, что заставила меня вздрогнуть. — В гостиной поставлю свой шкаф, а эту вазу… — Она кивнула на хрусталь, подаренный моей матерью, — лучше убрать. Ребенку опасно.  

Я почувствовала, как тепло в груди сменилось ледяным комом.  

— Марина Викторовна, мы не обсуждали…

 
— Обсудили, — перебила она, поправляя шарф. — Вы же взяли деньги на ремонт? Значит, я имею право голоса.  

Два месяца назад она перевела нам сумму, покрывающую часть ремонта. Тогда я думала — это жест доброй воли. 

— Спасибо за помощь, — начала я, — но мы вернем каждую копейку.  

— Не торопитесь, — она улыбнулась, словно говорила с непослушным щенком. — Лучше подумайте о внуке. Вы слишком мягко воспитываете Максима.

 
Мой пятилетний сын, услышав свое имя, поднял голову от конструктора, но, почувствовав напряжение, тут же вернулся к башне из кубиков.  

На следующей неделе я обнаружила, что шкаф в прихожей сдвинут, а на стене красуется портрет свекрови в роскошной раме.  

— Это временно, — сказала она, когда я застыла на пороге. — Пока не привезу свою мебель.  

— Временное не должно вбиваться гвоздями в мои стены, — ответила я.  

Ее брови взлетели. Мои стены. Она поняла намек.  

За ужином Марина Викторовна заявила, что в субботу приглашает «старых друзей» — ее бывших коллег, с которыми мы пересекались раз в жизни.  

— Нас не предупредили, — осторожно заметил муж, глядя на меня.  

— Зачем? Это мой дом тоже, — парировала она.  

Я встала, собрав тарелки.  

— Ваш дом — в сорока минутах езды отсюда.  

Муж замер, Максим перестал ковырять еду. Свекровь положила вилку.  

— Ты забываешь, кто заплатил за эти стены.  

— Не забываю. И поэтому сегодня же верну вам все.  

Она ухмыльнулась:  

— С твоей зарплаты?  

— С моей, — кивнула я. — Плюс кредит. Но это лучше, чем жить в клетке с табличкой «продано».  

В банке пришлось подписать гору бумаг, но когда я передала свекрови конверт с деньгами, ее лицо стало мраморным.  

— Ты… серьезно?  

— Да. И теперь прошу уважать наши правила.  

— Твои правила? — голос дрогнул.  

— Наши. Мы семья, а не ваша инвестиция.  

Она ушла. Муж обнял меня, спросил, не пожалеем ли. «Поздно», — рассмеялась я.  

Через неделю свекровь вернулась — без чемоданов.  

— Я… хотела извиниться, — сказала она. — Перегнула палку.  

— Спасибо, — кивнула я без теплоты в голосе.  

— Можно я… навещу Максима в субботу?  

— Если предупредите заранее, — улыбнулась я.  

Она не стала спорить.  

Теперь ее портрет висит у нее в спальне. А моя ваза стоит на месте. Она дала денег на ремонт, но не купила право командовать нами.