Стоит свекрови заболеть ОРВИ, она приезжает к нам, чтобы быть рядом с семьей

Последние несколько месяцев в моей жизни воцарился особый ритуал, предвещающий бурю. Все начинается с телефонного звонка. Из трубки доносится слабый, жалобный голос моей свекрови, Клавдии Ивановны: «Доченька, кажется, я опять простудилась». Это безошибочный сигнал. Скоро она появится на нашем пороге с увесистой сумкой, набитой лекарствами, носовыми платками и неизменным запахом камфорного спирта. 

Она искренне верит, что болеть возле семьи — ее священное право. Говорит, что в своей пустой квартире чувствует себя брошенной и беспомощной, словно раненый зверь в норе. Единственным спасением видит переезд к нам, к «родным людям». 

И вот тут мой привычный мир рушится. Во-первых, у меня на руках полуторагодовалая Соня, чей иммунитет еще так хрупок. Даже если Клавдия Ивановна клятвенно обещает не покидать своей комнаты, микробы не признают закрытых дверей. Она перемещается по коридору, оставляя невидимый след чихов и прикосновений. 

Во-вторых, болезнь превращает ее в капризного тирана. Постоянно звучат просьбы, вернее, приказы. Мне требуется немедленно подогреть суп, хотя я только что уложила дочь спать. Нужно сменить воду в графине, потому что она «протухла». А потом оказывается, что компот слишком сладкий, а чай чересчур горький. 

Раньше все было иначе. Мы жили своими заботами, она — своими. Навещали ее по выходным, помогали с ремонтом, покупкой продуктов. Если она прихварывала, мы привозили лекарства, наводили порядок в квартире. Но что-то в ее сознании переломилось. Ее начали преследовать мрачные фантазии о том, что она упадет, ударится, и никто не услышит ее криков. Никакие логические доводы не работали. Она поверила в собственный вымысел. 

Первый раз я сдалась, когда у нее от нервного перенапряжения действительно подскочило давление. С тех пор этот сценарий повторяется с пугающей регулярностью. Она собирает свои пожитки и является «умирать» в наш дом. 

И начинается ад. Температура, бесконечный кашель, ночные стоны. И вечное недовольство. Она ворчит, что Сонины игры за стеной не дают ей уснуть. Моего супруга, Дмитрия, критикует за то, что он топает, громко разговаривает и вообще «дышит как слон». Слушать эти упреки две недели подряд — настоящее испытание на прочность. 

Я разрываюсь. Боюсь, что дочь заразится. Переживаю, что Клавдия Ивановна в порыве обиды, уже собрав чемодан, рванет домой с температурой. И я вижу, как мой обычно спокойный муж начинает закипать. Раньше он относился к матери с теплотой, но теперь его раздражает каждое ее слово. Он считает, что я слишком мягка. 

— Мама, тебе будет спокойнее в собственной квартире. Мы будем звонить, привозить все необходимое, — пытаюсь я осторожно предложить. 

В ответ слышу трагический шепот: 

— Конечно, оставьте старуху одну. Никто и не вспомнит, пока соседи о вони не сообщат. 

Дмитрий настаивает, что пора дать отпор. Но как я могу пойти на открытый конфликт? Испортить отношения навсегда? Я не готова к такому разрыву. 

В то же время я понимаю: терпение Дмитрия на исходе, а мои нервы на пределе. Надо что-то решать. Но что? Любой шаг кажется шагом над пропастью.