– Сам решай свои проблемы! – свекровь выгнала сына, а меня оставила жить в своей квартире, когда мы поссорились

Имя Елены Игнатьевны я услышала от Петра еще на втором курсе. Мы учились вместе, а я, приехавшая из уральского захолустья, ютилась в общаге. 

Познакомились мы с ней уже перед самой защитой дипломов, когда решили объединить судьбы. Первое впечатление оказалось смазанным: высокая, сухая женщина с пронзительным взглядом оценила меня с ног до головы и молча удалилась в гостиную. Никаких открытых упрёков, но я сразу поняла своё место — где-то внизу, на уровне плинтуса, который она, кстати, постоянно протирала. 

Петр лишь отмахивался, называя её чудачкой. Но с каждым моим визитом в их ухоженную квартиру тревога росла. Я вешала пальто в прихожей — через минуту оно висело по-другому. Ставила на стол салатник — он тут же оказывался сдвинутым на сантиметр. Всё это совершалось молча, беззвучно, будто я была неодушевлённым предметом, мешающим идеальной композиции её бытия. 

К Петру у неё была особая, вычурная манера обращения. Она могла читать ему часовые нотации о финансах, а наутро незаметно сунуть в карман пальто дорогое пирожное, украдкой поглядывая на меня. Мы потом тайком съедали его вдвоём, смеясь над этой странной лаской. 

Жить мы, по её решению, остались в её апартаментах. А через месяц после бракосочетания Елена Игнатьевна объявила, перебирая свои ключи: 

— Мне в загородном доме спокойнее. Воздух лучше. Остаётесь здесь. 

Я была в шоке от такого жеста. Мы зажили своей жизнью. Она наведывалась редко, и её визиты всегда сопровождались той же безмолвной коррекцией моего существования. Родились две дочки. Бабушка проводила с ними время, покупала красивые платья, но между нами по-прежнему была невидимая стена. 

На девятый год Петя стал пропадать с друзьями, возвращался поздно, а в его глазах появилась чужая, колкая насмешка. Однажды после очередной ссоры он схватил со стола тарелку. Она разбилась о стену в сантиметре от моего плеча. В ту же ночь я решила, что всё кончено. 

Я металась по комнате, сгребая детские вещи в чемодан, когда пришла Елена Игнатьевна. Увидев мои сборы, она не стала задавать вопросов. 

— Что за глупости? — произнесла она твёрдо. — С двумя малышами на руках и без крыши над головой? Это твой дом. А мой непутевый отпрыск пусть сам решает свои проблемы. Он взрослый мужчина. Где захочет, там и обустроится. 

Когда Петр вернулся, она молча вручила ему спортивную сумку. 

— Мать, ты в своём уме? Я твой сын! Куда я денусь? 

— Ты последнее время ведешь себя как беспамятный. Скоро останешься без всего. Ни жены, ни детей, ни работы. Дорогу, кажется, выбрал не ту. Вперёд, навстречу приключениям! — она распахнула входную дверь. 

Петр, под её тяжёлым, стальным взглядом, вдруг сгорбился и опустил голову. 

— Ладно. Я всё осознал. Прости. 

— Мне твои извинения не нужны, — резко оборвала она, поворачиваясь ко мне. — Распаковывай чемоданы. 

В тот вечер мы с Петей разговаривали до утра, помирились. А я наконец-то разглядела в глазах этой необыкновенной женщины не власть, а скупую, железную защиту, которую она воздвигала вокруг нас все эти годы.