После первого брака я стала бояться мужчин

Все позади. Я редко вспоминаю Юрия, и кажется, та большая рана почти затянулась, не оставив глубоких шрамов. Но тихий, необъяснимый страх перед мужчинами остался. Он сидит где-то глубоко внутри, заставляя меня избегать даже намека на серьезные чувства. 

Я не стану снимать с себя вину. Мой выбор был осознанным. Во мне живет странное стремление — находить тех, кто причиняет боль. Мой нрав — моя крест. 

Тогда я была юной, растерянной и очень одинокой. Мои родители существовали каждый в своем замкнутом мире. Отец, вечно раздраженный, как-то обронил, связывая свою несчастливую жизнь с матерью лишь с моим появлением на свет. Мать же полностью растворилась в нем, пытаясь угадать его желания, будто я была не ребенком, а прозрачной тенью в их доме. На этом фоне знакомство с будущим мужем стало глотком воздуха. 

Сначала он казался опорой. Его спокойная улыбка, твердая рука на моем плече дарили иллюзию безопасности. В его объятиях я находила то, чего была лишена с детства, — ощущение защищенности. 

— Сегодня был тяжелый день, — говорил он, доставая первую бутылку. 

Для меня это было нормой. В моей семье мужчины всегда «расслаблялись» подобным образом. Сначала это было пиво, потом крепкие напитки стали появляться чаще. И с каждой рюмкой его характер менялся. 

Он не становился веселым или сонным. Нет. В нем просыпался придирчивый, язвительный инспектор. Он начинал обход нашей маленькой квартиры, выискивая малейшие изъяны. 

— Это что за пыль на комоде? Ты вообще понимаешь, что значит содержать дом в порядке? 

Я не фанатик чистоты, но и бардака не допускала. Хотя уследить за ним было непросто: он оставлял за собой след из разбросанных вещей и грязной посуды. Его упреки быстро перерастали в физические «уроки». Он мог схватить меня за руку и с силой подвести к раковине, полной тарелок, которые только что оставил он сам. 

— Смотри! Видишь? Это — твоя лень! 

Однажды, указывая на разлитый им же компот, он толкнул меня с такой яростью, что я ударилась головой о край стола. В больнице я промолчала, сочинив историю о падении. Его шепот звенел в ушах: 

— Только попробуй кому-то проболтаться. Мне терять нечего. 

Спустя несколько месяцев в наш магазин устроилась новая девушка, Алина. Она была старше и, как показалось, мудрее. Однажды, переодеваясь в подсобке, я не успела скрыть свежий синяк на предплечье. 

— Это что такое? — тихо спросила она, ее взгляд был не любопытным, а обеспокоенным. 

— Так, упала, — пробормотала я, отводя глаза. 

— Не похоже на падение. Расскажешь? 

И я рассказала. Впервые. Родная мать никогда не спрашивала меня о таких вещах, ее мир по-прежнему вращался вокруг отца. А Алина просто слушала, не перебивая. Потом она сказала нечто простое, перевернувшее все мое мировоззрение. 

— Люди, которые любят, не причиняют боли. Ты заслуживаешь спокойствия, а не жизни в осаде. 

Я поняла, что не остаюсь с ним из-за любви. Мною двигал жуткий, въевшийся в кожу страх одиночества. Мне казалось, что я не заслуживаю ничего лучшего, чем быть тенью пьющего человека. 

Теперь я живу одна. Мне всего двадцать восемь. Иногда я ловлю себя на мысли, что одиночество — это не приговор, а угол, где меня никто не тронет. Возможно, когда-нибудь я найду в себе силы разобраться в этом страхе. Но сейчас мысль о том, чтобы копаться в прошлом, кажется слишком пугающей. Лучше уж тишина и покой, чем риск снова погрузиться в тот кошмар.