Отомстила своему бывшему, который когда-то поступил со мной подло и даже не раскаялся

Я никогда не думала, что дождусь дня, когда Михаил Дольников будет стоять в моем кабинете, униженно склонив голову. Его идеальный костюм сидел мешковато, а на щеке был шрам, словно отражение тех ран, что он оставил на моей душе. На мне был тот самый парфюм, которым я пользовалась три года назад, когда он сломал мне жизнь. 

Мы познакомились в офисе фирмы, где я тогда работала. Михаил был звездой компании: харизматичный, амбициозный, с метким взглядом. Он научил меня не доверять людям, прикрываясь словами «это всего лишь бизнес». Но я поверила ему, когда он шептал, что мы идеальная семья. Что мой проект реконструкции исторического здания станет нашим общим триумфом.  

За неделю до презентации он исчез, перестав отвечать на звонки. А потом в переговорную вошел директор с моими чертежами в руках — подписанными именем Михаила. «Плагиат», — сказал он, глядя на меня с отвращением. Меня уволили в тот же день. Михаил же получил повышение, а через месяц женился на дочери владельца фирмы. Когда я пришла к нему, дрожа от ярости и слёз, он лишь усмехнулся: «Ты сама позволила себя обмануть. Взрослей».  

Тогда я поняла: слезами правды не вернуть. Нужно стать сильнее.  

Год я работала на разных работах, копила на курсы, пробивала лбом стены в новых фирмах. Мне плевали в лицо, называли неудачницей, но я научилась улыбаться.

А ещё — запоминать каждое имя, каждую слабость тех, кто считал себя непобедимым. Когда я стала главным архитектором в престижной компании, первое, что сделала — купила те самые духи. Второе — пригласила Михаила на переговоры.  

Он вошёл в мой кабинет, как когда-то в мою жизнь — с напускной уверенностью. Его фирма трещала по швам: тщеславие жены, долги, провальные проекты. Я предложила «спасительную» сделку: его команда присоединяется к моей для реконструкции того самого здания, проект которого он украл.  

—Ты выросла, — сказал он, подписывая контракт. В его голосе звучало то же снисхождение, что и тогда.  

Но на этот раз я знала, что делаю.  

Презентация для инвесторов должна была стать его возвращением. Вместо этого на экране один за другим всплыли документы: переписка Михаила с поддельными экспертизами, скриншоты его махинаций в старой фирме, даже запись разговора, где он хвастался, как «избавился от наивной дуры». Я сидела в первом ряду, наблюдая, как его лицо из белого становится серым. Шёпот в зале нарастал, а он, как когда-то я, пытался что-то кричать, оправдываться. Но было поздно.  

После собрания он ворвался ко мне, сжимая контракт. 

—Ты... ты подстроила всё! Это клевета!  

—Нет, — ответила я. — Это взросление. Ты сам научил меня: бизнес не прощает слабостей.  

Он рухнул на стул, бормоча что-то о суде. Но мы оба знали — доказательства, которые я собирала три года, сломают его окончательно.  

Когда дверь закрылась за ним, я подошла к окну. Город сверкал внизу, как когда-то сверкали его обещания. Но теперь это был мой блеск. Месть не вернула мне тех слёз, не стёрла бессонных ночей. Но когда на следующее утро я увидела заголовки о крахе «вундеркинда Дольникова», я вздохнула легко.  

Он ошибся, думая, что я сломаюсь. Он создал меня — холодную, расчётливую, безупречную. И теперь ему придётся жить с этим.  

А я? Я наконец смогу забыть его имя.