– Ни сына, ни внука у меня больше нет! – свекровь неожиданно отреагировала на то, что мы с мужем отказались выполнять ее приказ

Я держала на руках спящего Бориса, нашего годовалого малыша, а Валентина Петровна, мама Ярослава, стояла посреди комнаты, словно судья, выносящий приговор.

— Ваш новый дом за городом вы сдадите в аренду — заявила она ровно. — Поживете пока здесь. Деньги мне нужны.

Она говорила про дом с большим садом и верандой, который оставил мне дедушка всего месяц назад. Наше спасение от вечной аренды, место, где Борис будет бегать по траве...

— Вы шутите? — прошептала я, прижимая сына крепче. Борис сопел во сне.

Холодность Валентины Петровны сопровождала нас с самого начала. Помню, как Ярослав, сияя, представил меня: «Мама, это Алина!». Она кивнула, едва взглянув, и спросила про мою «непрестижную» работу. Даже когда родился Борис, ее «поздравления» звучали как упреки: «Ну, наконец-то родила. Только кормишь как-то неправильно». И всегда, как мантра: «Ярослав, у тебя же мать есть, помоги деньгами». Несмотря на ее стабильную работу бухгалтером.

Ярослав, мой тихий, терпеливый каменщик, сначала отмахивался: «Она мать, ей тяжело». Но когда я показала ему тетрадку, где отмечала суммы, которые уходили к ней (почти половина его зарплаты!), он сжал кулаки. Его разговор с ней дал результат – просьбы стали реже, но не исчезли.

И вот этот дом... Наше будущее. Место, где мы мечтали наконец пустить корни. Ярослав, услышав голос матери, вышел из кухни.

— Мама, дом принадлежит Алине, — сказал он твердо. — Мы переезжаем туда. Это не обсуждается.

Валентина Петровна вспыхнула:

— Неблагодарные! Я тебя вырастила, Ярослав! А ты... — она бросила на меня ледяной взгляд, — под каблуком. Жадность вас душит! У вас же есть возможность заработать!

Терпение лопнуло.

— Жадность? — не сдержалась я. — Это вы годами выкачивали из сына деньги, которые нам с ребенком были нужны! На что? На новую шубу? На санаторий?

— Врешь! — закричала она, но Ярослав перебил:

— Алина права, мама. Я показывал ей выписки. Ты перешла все границы. Дом – не твой. Решение – наше.

— Жадный эгоист! — выкрикнула она в лицо сыну. — Ни сына, ни внука у меня больше нет! Не зови, не приезжай!

Хлопнула дверью. Мы переехали через неделю. Прошло полгода. Валентина Петровна не звонила. Ни разу. Эта тишина иногда обжигает – ведь Ярослав теряет мать, а Борис – бабушку. Но каждый раз, глядя, как муж возится с сыном на нашей траве, как Боря топает по нашему полу, я чувствую горькое облегчение. Мы вырвались. Вырвались из паутины алчности и вечного недовольства.