Муж сочиняет нелепые отмазки и думает, что я в это верю

Моего мужа зовут Сергей. Умный, добрый, замечательный отец... и абсолютно беспомощный лжец. Я давно поняла: его мозг придумывает отмазки с такой фантастической скоростью и абсурдностью, будто там сидит перепуганный школяр, а не сорокалетний инженер. И самое смешное – он свято верит, что я покупаюсь на этот бред. А я... я играю. Потому что вижу его искренние, как у виноватого пса, глаза. Потому что это стало нашим странным, нелепым ритуалом. 

Вот вчера. Пришел позже обычного. Не просто позже – в час ночи. И от него ощутимо пахло не вечерним чаем. 

— Солнышко, ты не поверишь! — начал он, снимая ботинки с такой осторожностью, будто они были из хрусталя. — Иду я с работы, смотрю – бабушка! Совсем древняя! Тащит огромную сумку с картошкой. Сердце у меня екнуло, понимаешь? Не мог пройти мимо! 

— Так вот, довез я ее на такси до самой окраины! Чуть не до области! А там – понимаешь? – у нее дом без лифта, пятый этаж! И эту сумку, эту картошку, я вверх тащил! Вот откуда запах, — он самодовольно понюхал рукав пиджака. — Картофелина треснула в сумке, соком обдало. И потом, пока ждал такси обратно, пришлось зайти в круглосуточную столовую. Борщ там поел. Холодный, вот и пришлось... гм... коньячком согреться. Чуть-чуть! 

Я смотрела на его раскрасневшееся лицо, на пиджак без единого пятнышка "картофельного сока", на идеально чистые ботинки. "Чуть-чуть" коньячка ощущалось метров за пять. Но я кивнула, делая большие, "восхищенные" глаза: 

— Боже мой, Сереж! Какая история! Бедная бабушка! И бедный ты! Герой! Иди, милый, умойся, я тебе чайку сделаю. 

Он сиял, явно считая, что провернул операцию "Бабушка с картошкой" безупречно. А я варила чай, посмеиваясь про себя над его выдумкой. Бабушка с картошкой в час ночи на проспекте... Гениально. 

— Ты знаешь, я тут прочитал исследование, — начал он заговорщически. — Оказывается, современные синтетические носки, особенно темные, при определенной влажности и температуре... могут саморастворяться! 

Я чуть не поперхнулась чаем. 

— Само... что? 

— Растворяться! — подтвердил он, кивая с важностью профессора. — Экспериментально доказано! Видимо, у нас в шкафу создался нужный микроклимат. Три пары просто... эвапорировали. На молекулярном уровне. Удивительное явление природы! 

— Прямо как в фантастическом фильме! — восхищенно протянула я, изо всех сил стараясь не рассмеяться ему в лицо. — Надо же! Значит, виновата не я, что их не нашла, а сама природа и коварный синтетик! 

Он ушел довольный, уверенный, что ввел меня в курс последних достижений текстильной химии. А я сидела, трясясь от смеха. "Эвапорировали носки"! Это уже шедевр! 

Иногда мне кажется, он просто проверяет границы моего доверия. Или тренирует воображение. А может, это его способ справляться с мелкими проступками – окутывать их таким облаком нелепицы, что гнев просто тает, заменяясь изумлением и смехом. И я играю. Потому что вижу за этим его беззащитность. Потому что его "научные факты" и "спасенные бабушки" – это часть его, такого взрослого и такого ребенка одновременно. Потому что разоблачить его всерьез – значит разрушить этот странный, смешной мир, который он выстраивает между нами своими нелепыми отмазками. 

И когда в следующий раз он придет с историей о том, как его похитили инопланетяне, чтобы починить их гипердвигатель (и поэтому он опоздал на ужин), я снова сделаю большие глаза, спрошу: "Правда? И какого они были цвета?" – и пойду наливать ему чай. Потому что люблю. И потому что его нелепые отмазки – это наша общая, немного дурацкая, но такая родная сказка.