– Может, сразу в богадельню меня определите? – свекровь пыталась манипулировать, но всегда натыкалась на стену

— Я понимаю, но не могу согласиться на переезд твоей матери, — ответила я на предложение мужа. — У нас и так нет личного пространства, а с Машей будет совсем тяжело. 

— Всего лишь на пару месяцев, пока у нее идет перепланировка, — пытался убедить меня муж. — В ее доме сейчас настоящая стройка, жить там невозможно. 

— Зачем ей вообще это понадобилось? — искренне не понимала я. — У Катерины Сергеевны прекрасная трешка с добротной отделкой. 

— Говорит, хочет обустроить все по своему вкусу, пока есть здоровье, чтобы встретить старость в идеальном порядке. 

Эта внезапная инициатива свекрови обрушилась на нас как снег на голову. Мы сами лишь недавно выдохнули, купив квартиру в ипотеку после долгих лет скитаний по съемным. 

— Полагаю, это Вика против моего присутствия? — прямым текстом спросила Катерина Сергеевна сына, когда он навестил ее. 

— Мам, у нас однокомнатная, ты сама прекрасно это видишь, — оправдывался Максим. — Тебе даже кровать негде поставить. 

— Ясно, — ее голос стал ледяным. — Значит, собственная мать стала обузой. Теперь важнее мнение супруги. 

— Не говори ерунды. Просто вспомни, как ты отреагировала, когда мы с Викой искали временный приют после свадьбы. Твое личное пространство было неприкосновенно. 

— Так ты теперь мстишь? Выставляешь счет за прошлое? 

Максим чувствовал себя виноватым, но и мою позицию разделял. Его мать обладала непростым нравом. Мы виделись лишь по большим праздникам. 

— Я в тупике, — признался мне муж позже. — Оставить ее одну на стройке нельзя, но и принять — не вариант. 

— А насколько масштабны ее планы? 

— Минимум месяцев шесть, — прикинул он. 

— Почему бы ей не снять студию рядом со своим домом? — предложила я. — Так она сможет контролировать рабочих и жить в нормальных условиях. 

Мы весь вечер провели за просмотром объявлений, отобрали несколько хороших вариантов. На следующий день Максим поехал к матери с этим решением. 

— Может, сразу в богадельню меня определите? — театральным тоном спросила она. 

— Хватит, мам. Ты прекрасно понимаешь ситуацию. 

— И поэтому я должна ютиться в чужом углу? 

— Выбор такой: съемная квартира, отложить ремонт до лета и жить на даче или оставить все как есть, — уже на пределе сказал Максим. 

Ее ничто не устраивало. Она была оскорблена и убеждена, что это я манипулирую ее сыном. Она даже не обмолвилась, что ее сестра, Алевтина, уже предлагала пожить у нее. 

— Что решила твоя мама? — спросила я через несколько дней. 

— Дуется на нас, игнорирует звонки, — он был зол и подавлен. 

— Прости, но она пытается надавить. Если мы уступим, наша жизнь превратится в ад, а мы все равно останемся виноватыми. 

— Я все знаю! — взорвался он. — Но я уже чувствую себя последним подлецом, который бросает родного человека. 

— Тогда забирай ее. А я с Машей уеду к своим, — заявила я, не отступая. 

Мы сильно поссорились. Наступили тяжелые дни молчания. Я даже позвонила своей маме, предупредила о возможном переезде. Та лишь вздохнула: 

— Может, ты слишком остро все воспринимаешь? Катерина одинока, вот и ищет внимания как умеет. 

— Прекрасный способ — разрушить наш покой! 

— В общем, решайте сами. Мы поможем, если что, — сказала мама. 

Я не стала передавать Максиму этот разговор, не желая втягивать своих родителей в наши проблемы. Я ждала, что он скажет. Но все разрешилось неожиданно. Позвонила Алевтина. 

— Максим, а почему вы против, чтобы сестра пожила у меня? — удивилась она. 

— Мы? Против? — он не понимал. 

— Ну да. Катерина говорит, вам тяжело, вы не справляетесь, ей пришлось предложить свою помощь по хозяйству и с ребенком. Но вы отказались. Бедняга совсем расстроилась. 

Максиму потребовалось время, чтобы прийти в себя после этой новости. Он молча собрал вещи матери, отвез их к тете и помог обустроиться. 

— Вот и приходится надеяться на милость сестры, — всхлипывала Катерина Сергеевна, усаживаясь в машину. — Раз уж собственный сын отворачивается от меня… 

Он молча кивал, понимая, что она запуталась в паутине своих интриг. Она была его матерью, и он не мог ее бросить. Но он также знал, что наше хрупкое семейное счастье нужно защищать.