– Хочешь как у мамы, вари сам, – сказала мужу, – или молча ешь, что дают

Я стояла у плиты и слушала, как за стеной нарастает напряжение. Предчувствие не обманывало: сегодняшний ужин не пройдет тихо. Поводом для бури стали мои вареники с картошкой. 

— И что это? — послышался голос свекрови. — Ты решила нас накормить варениками? Подавай тогда сразу все таблетки из своей аптечки. Может, не сляжем с твоей стряпни. 

Мой муж, Сергей, попытался вставить слово, как всегда, неуверенно и с оглядкой: 

— Мам, не надо так. Давай сначала попробуем. Лариса очень старалась. 

«Старалась»… Мне шел сорок второй год, а муж до сих пор говорил обо мне, как о нерадивом подростке. Я молча поставила сметану. Галина Михайловна смотрела на свою порцию с таким отвращением, будто я подала ей отходы со дна болота. Она ткнула вилкой в один из вареников, разорвав нежное тесто. 

— Тесто как резина. И картошка, ясно дело, без лука. Современные хозяйки даже не знают простейших вещей. 

Свекор, напротив, ел с преувеличенным энтузиазмом. 

— Да ничего подобного! Очень съедобно. Давно у меня во рту ничего вкуснее не было. 

Я кивнула, стараясь не встречаться с ним взглядом. Но свекровь уже закипала. 

— Неужели? Нашу Ларису от плиты обычно за версту видно, а тут вдруг шедевр? Не верю. Ты просто ее жалеешь, это неправильно. 

Он, набив рот, буркнул: 

— Да попробуй ты сама! Картошка нежная. 

Свекровь с нескрываемым подозрением отломила крошечный кусочек, положила на язык и стала жевать с видом дегустатора яда. 

— М-да… Суховато. И сметана какая-то жидкая. Надо было брать двадцатипятипроцентную. Экономия чувствуется во всем. 

— Мам, какая разница! — вздохнул Сергей. — Главное, что сделано с душой. 

— Нет, не с душой! — вспыхнула Галина Михайловна. — С равнодушием! Ты просто забыл, какими бывают вареники, когда их готовит человек, умеющий это делать. 

Они препирались еще минут десять. Я не ждала восторгов, но такой бури — тоже нет. 

Свекровь отодвинула тарелку и встала. 

— Мы пойдем. У меня голова разболелась от этой возни. Да и кофе мне нужно сварить, твой отец без него как сонный. 

— Какой кофе? — удивленно поднял брови Владимир Иванович. — Ты же после шести не пьешь, давление подскакивает. 

— У тебя, Владимир, в последнее время не только с давлением проблемы, но и с памятью, — отрезала она, уже надевая пальто. 

Свекор развел руками и посмотрел на меня с немой извиняющейся улыбкой. Дверь захлопнулась.

Я отвоевывала его долго. Сначала она обижалась, что он не приезжает в будни просто «на чай». Потом — что мы купили квартиру в другом районе. Потом — что я «не так» глажу его рубашки. Кухня оставалась ее неприступной крепостью, и мое вторжение она восприняла как объявление войны. 

Готовить я не любила с юности. Мама всегда говорила: «Голод не тетка, накормить себя — не подвиг». Я и не суетилась. До свадьбы Сергей ел мои супы и салаты безропотно. А после начал: «А вот у мамы щи такие наваристые…» Оказалось, его мать была тем еще кулинарным тираном, готовая сутками стоять у плиты, чтобы доказать свою незаменимость. 

Однажды я не выдержала: 

— Если хочешь щи — вари. Я не нанималась здесь поваром. А нет — будешь есть то, что дают, и молчать. 

Он притих, а вот Галина Михайловна нет. При любой возможности она вставляла шпильки. Я научилась пропускать это мимо ушей. Но Сергей то и дело вздыхал: «Эх, вот бы маминых вареников…». 

В конце концов, я сдалась. Провела весь выходной на кухне с подругой. Мы лепили, смеялись, слушали музыку. И вот результат. 

На следующий день я позвонила Владимиру Ивановичу. 

— Вы куда пропали? Галина Михайловна вчера так резко собралась… 

— Ах, Ларочка, — он тяжело вздохнул. — У нас тут драма. Она со мной не разговаривает. Говорит, раз тебе так понравились ее эксперименты, можешь переезжать к ним. И готовит теперь только на одну себя. Представляешь? 

Я невольно рассмеялась. 

— Простите, я не хотела таких последствий. 

— Да ты не извиняйся. Она должна понять, что в семье может быть две хозяйки. 

Я положила трубку. Да, сейчас было затишье. Но я знала — ненадолго. Ее кулинарное одиночество скоро станет ей в тягость.