Деверь подбивал моего мужа сделать тест ДНК, а потом ему самому пришлось его делать

Я до сих пор помню, как заколотилось сердце, когда Кирилл впервые заговорил о тесте ДНК. 

«Просто проверь, Алексей, — деверь говорил так, будто предлагал выпить пива. — В наше время это нормально. Все так делают».  
Мой муж молча смотрел в окно, потирая шею. Я знала этот жест: он терпеть не мог, когда его семью трогали чужими руками. Даже братскими.  

Все началось с глупой шутки на юбилее свекрови. Кирилл, подвыпивший и вечно ищущий драмы, вдруг ткнул пальцем в нашего полугодовалого Степана:  
— Уши у него… Не наши. Ты уверен, что он твой, Лёш?  

Смех за столом прекратился. Я застыла с куском торта на вилке. Алексей медленно повернулся к брату:  
— Ты это серьезно?  
Кирилл лишь пожал плечами, наливая себе коньяк. Свекровь нервно засмеялась, пытаясь спасти ситуацию: «Он же пошутил!». Но семя сомнения было брошено.  

После того вечера деверь стал названивать мужу каждую неделю. «Слушай, я нашел лабораторию, там анонимно…», «Ты вообще видел, сколько женщин изменяют? Статистика…», «Если уверен, чего боишься?». Алексей отмахивался, но я видела — каждая фраза брата оставляет следы.  

Однажды ночью, когда шел дождь, я спросила напрямую:  
— Может, действительно сделаешь? Чтобы раз и навсегда…  
Он резко сел на кровати. Его профиль освещал уличный фонарь.  
— Ты с ума сошла? Я тебе верю. Даже если бы весь мир кричал обратное.  

Его губы коснулись моей ладони. А я спрятала лицо в подушку, боясь, что он услышит бешеное биение сердца. Не от страха. От стыда.  

Секрет, который я носила, был тяжелее беременного живота. В день, когда гинеколог сказал о беременности, я замерла у аптеки, глядя на витрину с детскими смесями. Срок не сходился. Всего на две недели, но…  
— У вас стресс мог сместить цикл, — убеждал врач. Я кивала, сжимая платок в мокрой ладони. Алексей, вернулся из командировки на день раньше, счастливый, с плюшевым мишкой для «нашего первенца».  
Я молчала. Потому что правда была страшнее любой лжи: если тест покажет…  

В четверг пришла Марина. Жена деверя, всегда ухоженная, стояла на пороге с опухшими глазами.  
— Нам нужно поговорить, — выдавила она, глядя куда-то мне за спину.  
Они ушли с мужем на кухню. Через тонкую дверь доносились обрывки фраз: «…тест ДНК…», «…говорит, не похож…», «…я же не спала ни с кем!».  

Алексей вернулся бледный, с трясущимися руками.  
— Кирилл сделал анализ. Своему сыну.  
Я схватилась за спинку стула, вдруг вспомнив, как в прошлом году видела Марину в кафе с незнакомцем. Она смеялась, поправляя прядь темных волос, а он смотрел на нее так, словно она была последней водой в пустыне.  
— И…? — спросила я, чувствуя, как холодеет живот.  
— Ребенок не его.  

Той ночью Алексей обнял меня, прижавшись губами к виску.  
— Спасибо, что не заставила меня усомниться.  

Я закрыла глаза, представляя, как летят в урну медицинские бумаги — те, что я тайно получила месяц назад. Результат, который развеял мои сомнения: «99,9% вероятность отцовства».  

Когда на утро Кирилл, с перекошенным лицом, потребовал, чтобы мы «проверили заодно и Степана», Алексей впервые за десять лет ударил брата.  
— Твой ребенок оказался не твоим? — его голос звенел. — Так это твои проблемы. Не надо было лезть в мою семью.  

Сейчас, глядя как наш сын возится с племянником на ковре, я иногда ловлю себя на мысли: дети удивительно похожи. Те же ямочки на щеках при улыбке, тот же упрямый взгляд исподлобья. Гены — странная штука.  

Марина ушла к тому человеку из кафе. Говорят, он усыновляет мальчика. Кирилл пьет. А я каждый вечер молюсь, чтобы Алексей никогда не узнал, что тест ДНК все-таки был. Тот самый, что я сделала втайне, дрожащими руками опуская в конверт прядь его волос.