– А ты кто такая, чтобы меня учить? – со злостью крикнул пассажир метро в ответ на замечание

Вчера был случай в метро. Я еду домой усталая, в вагоне душно. Рядом усаживается мужчина и сразу начинает орать в телефон. Не разговаривать — именно орать, будто его собеседник в соседнем вагоне. Речь о какой-то поломке, то ли роутер, то ли кабель, сыпятся технические подробности, громкие и бессмысленные. 

Я сразу же достаю наушники. Музыка глушит этот шум, превращая его в размытое бормотание. Но я вижу остальных. Напротив — девушка, сжимающая книгу. Чуть дальше — пожилой мужчина, он нервно постукивает пальцем по колену. Они все в ловушке этого крика. И все молчат. 

И только одна женщина, лет семидесяти, с сумкой-тележкой, не выдерживает. Она поднимается и говорит чётко, без крика, но так, что её слышно даже сквозь мою музыку: 

— Молодой человек, здесь не конференц-зал. Прекратите шуметь. 

Мужчина, погружённый в свой спор, несколько секунд тупо смотрит на неё, будто не понимая, откуда взялся этот голос в его реальности. Потом до него доходит. И его лицо искажается. 

— А ты кто такая, чтобы меня учить? — зло бросает он. — Сидела бы тихо, старая. Тебе вообще-то место уступили? Или мало? 

Он изливает на неё поток отвратительных слов — о возрасте, о внешности, о том, что ей бы на лавочке сидеть, а не в метро учить людей. Каждое слово — как пощёчина. Женщина бледнеет. Она больше не отвечает, просто смотрит в пол. Другие пассажиры тоже отводят глаза. Конфликт гаснет, оставив после себя тяжёлый, горький дым унижения. 

Я выхожу на своей станции. Музыка уже выключена, но в ушах всё ещё звенит от той сцены. Весь вечер я думаю об этом. Кто был прав? Та женщина сказала то, что думали все. Но что она получила? Лишь ушат грязи, который, я уверена, отравлял ей остаток дня. А тот мужчина? Он вышел на следующей станции, всё так же крича в трубку. Его мир не изменился. 

Стоило ли? Зажмуриться, сделать вид, что ничего не происходит — это как оставить занозу в пальце. Она будет тихо ныть, напоминая о своём присутствии. Но если попытаться её вытащить — будет больно, может пойти кровь, а заноза может сломаться и уйти глубже. 

Я до сих пор не знаю ответа. Чувство, которое осталось, — это странная смесь стыда и беспомощности. Стыда за то, что сидела в своих наушниках, создав личную тихую зону, пока другому человеку приходилось быть щитом для всех. И беспомощности от понимания, что его щит оказался из бумаги, и его тут же прожгли кислотой злобы. 

Это как увидеть гвоздь, торчащий из стены на уровне глаз. Можно обклеить его яркой цветной бумагой, чтобы не замечать. Можно аккуратно обходить. А можно попытаться выдернуть. Но если он засел намертво, ты только расшатаешь его, поранишься о ржавое железо, испортишь стену, а гвоздь так и останется там, кривой и опасный. И теперь ты будешь помнить о нём ещё больше. 

Я легла спать, а вопрос так и висел в темноте: что делать с «гвоздями», которые торчат в нашем общем пространстве? Оборачивать их в тишину или каждый раз рисковать своими руками? Ответов много, но правильного нет.