Я узнала тайну о своем отце, когда уже сама родила ребенка
Прошло уже два месяца. Целых шестьдесят дней. А у меня внутри до сих пор земля уходит из-под ног. Как так можно? Взяли два самых близких человека и… переписали мою историю. Перекроили мою жизнь, как старую, никому не нужную простыню. И ведь кто? Родная мама и… отец, которого я считала погибшим героем.
Меня зовут Оля. У меня есть любимый муж Вадим и наш маленький сын Сашенькa. Нам с мужем чуть за тридцать, оба работаем, в общем, самая обычная семья. Хотя, нет, врать не буду. Я его искала. Целенаправленно. Как проект свой будущий выстраивала. Главным критерием была забота. Чтобы спокойный, надежный. Прямо как мой папа.
Помню, еще в универе, я в столовой сижу и за парнями наблюдаю. Кто как себя ведет. И вот однажды, в аудитории ледяной сквозняк из фрамуги под потолком. Все ноют, кутаются в куртки, а закрыть — никто не лезет. И тут Вадим, молча, ставит один стул на другой, качается на этой шаткой конструкции и — хлоп! — захлопывает эту злосчастную форточку. Позже признался:
Вот он, мой идеал. Попал в точку.
Мы сейчас в большом городе живем, а родители — в селах. К свекрови часто ездим — там дел невпроворот. А моя мама — самостоятельная, крепкая, скучать не дает. Мы к ней каждое лето наведываемся, по пути с моря.
В этот раз я отпуск взяла раньше, и чтобы не жариться в городе, решили: махнем к маме на недельку. Отдохнем на природе, а потом муж присоединится, и — на юг!
Мама встретила нас, как всегда, с распростертыми объятиями. Я уже представляла себе эти долгие вечера за чаем, душевные разговоры… Но не сложилось. Мой Сашка к бабушке прилип, как банный лист. Целыми днями они на пруду или на велосипедах гоняют.
Я откровенно заскучала. Решила маме с ремонтом помочь. Полезла на антресоль, старый мамин чемодан стащила. А там — целый архив: мои рисунки, грамоты, дневники. «Как мило, — думаю, — все хранит».
Эх, знать бы, чем это обернется… Не лезь я туда! Сначала наткнулась на пачку писем. От папы. Стала читать… А там — сплошные «прости», «прости, моя хорошая», «целую твои ладошки». И обо мне, в каждой строчке. Я его обожала. Помню его глаза, смех, как на руках качал. Он погиб, когда я в садик ходила — в аварии. Героем, спасал людей из автобуса. После этого мы с мамой уехали от всех в этот поселок.
Но тут я вчиталась… Стоп. Он пишет про плюшевого мишку, которого мне подарил. Помню этого медведя! Я с ним и спала, и за стол его сажала. Но я его получила… в третьем классе! Год на письме тот же. Сердце заколотилось. Как? Его же уже не было в живых! Я, как сумасшедшая, начала рыться дальше в чемодане. И на самом дне… нашла. Пожелтевшую справку. «Об освобождении…» Май. Я как раз школу заканчивала.
У меня руки задрожали, в глазах потемнело. Я шептала, сама не своя: «Папа жив… Он был жив…»
Выбежала во двор, к маме. Хотела крикнуть: «Почему молчала?!» — но слова застряли в горле. Слезы душили. Я боялась расплакаться и напугать Сашку. Мама взглянула на меня — и все поняла без слов.
Вечером, уложив сына, мы разговорились. Вернее, это она говорила, а я слушала, и мир рушился на глазах.
— Оль, не осуждай… — начала она, а у самой голос дрожит. — Он был за рулем того автобуса. Это он виноват в аварии. Он был ранен, да, людей вытаскивал… но вина его была очевидна. Его осудили. А нам пришлось уехать — от сплетен, от косых взглядов. Но самое страшное… Так хотел он сам. Твой отец. «Пусть лучше дочь героем меня помнит, — говорил он, — чем будет всю жизнь краснеть за отца-убийцу». Он заставил меня поклясться, что ты никогда не узнаешь правды. Мы развелись… Он запретил нам приезжать.
Я не спала всю ночь. В голове каша. «Оберегали? А как же я? Лишили отца! Мать его предала, легко отпустила? Или все-таки жалела?»
Утром приехал Вадим. Собирались мы молча. Мама из комнаты не вышла — сказалась больной.
С тех пор прошло два месяца. Мама упорно уходит от разговоров, все письма куда-то делись. А у меня внутри война. Я до смерти боюсь спросить: «А он жив?» Любой ответ меня убьет. То я хочу его найти, обнять и кричать: «Пап, я все знаю!» То меня обида захлестывает: он сам выбросил меня из своей жизни! Что ж, и дальше проживу без него.
А самое странное… Каждый раз, когда я зову своего сына — Сашенька, — я вспоминаю отца. Александра. Я назвала сына в его честь. Муж все знает, но молчит. Просто смотрит на меня заботливее и обнимает крепче. Прямо как папа. И от этого еще больнее.
Комментарии
Добавление комментария
Комментарии