Я отказалась от сына, когда узнала, что он бьет свою жену

Я всегда боялась этого дня. Боялась признаться себе, что вскормила и вырастила чудовище, способное на подлость. Он пошел по пути отца, которого когда-то презирал сам. 

Природа оказалась сильнее воспитания. Я молилась, чтобы память о нашем прошлом стала для него щитом, удержала от роковых ошибок. Но, видимо, надеялась зря. 

Мы расстались с мужем, когда Лёве исполнилось девять. Достаточно взрослый, чтобы ничего не забыть. Я уверена, он помнил каждую деталь. 

Сначала всё было иначе. Мы жили обычно, потом родился сын, появились новые тревоги, быт стал сложнее. Муж начал срываться на крик, но до рукоприкладства не доходило.

Я ненадолго вернулась к работе, но вскоре снова забеременела. Меня охватило тягостное предчувствие, будто эта новая жизнь принесет лишь горе. Узнав о моих сомнениях, супруг пришел в ярость. 

Он потом ползал на коленях, клялся, что это больше не повторится, винил усталость. Я, дура, поверила. Так было положено начало нашему личному аду. 

Мои худшие опасения оправдались. Беременность была трудной, а малышка появилась на свет с тяжелым недугом. Врачи разводили руками, списывая всё на стечение обстоятельств. Нас ждала беспросветная жизнь. 

Муж чернел лицом, его злость становилась все разрушительнее, он бил уже не задумываясь. Я не видела спасения. Куда бежать с двумя детьми, один из которых требует постоянного ухода? Мы бы просто не выжили. 

Я нашла в себе силы уйти лишь после того, как похоронила дочь. Муж к тому времени окончательно потерял берега. Я с ужасом видела, как в глазах Лёвы копится ненависть, и поняла: надо спасать его. 

Мы много беседовали с сыном. 

— Отец бил нас не потому, что был сильным, — говорила я. — Сила в умении сдерживать гнев. Он был слабаком. 

Лёва клятвенно обещал, что никогда не уподобится ему. Я верила каждому слову. 

Сейчас ему тридцать два. Он женат. Я считала их брак с Катей счастливым. Пока не заглянула к ним без предупреждения, решив отдать варенье. 

Дверь открыл он. Всклокоченный, с бешеным взглядом, сжатыми кулаками. Увидев меня, застыл в немом потрясении. 

Я вошла, сердце сжалось. Катя вышла из спальни, пытаясь казаться спокойной. Но свежий синяк под глазом и ссадина на скуле выдали все. 

Он попытался возразить. 

— Мам, ты не понимаешь... 

— Еще одно слово, и я вызову полицию. Мне нечего тебе сказать. 

Катя, дрожа, молча собрала сумку. Весь вечер я отпаивала ее чаем, пока она, рыдая, не выговорилась. Это оказалось не впервые. Ее с детства учили молчать, терпеть. 

Для меня рухнул весь мир. Мой мальчик, перенесший столько боли, сам стал ее источником. 

Он звонил, оправдывался, твердил про стресс и провокации. Я не стала слушать. Если ты не можешь справиться со злостью и бьешь того, кто слабее, ты — ничто. 

Он сделал свой выбор. А я буду жить с грузом этой вины. Катя теперь живет у меня. Я не стану подталкивать ее к решительным шагам, но расскажу всё. Пусть выбирает сама. А с ним у меня больше нет ничего общего. Я его больше не знаю.