Я думала, что муж готов пройти со мной огонь и воду, а он не выдержал первого же испытания

У вас бывало такое, что жизнь будто сговорилась и бьёт по всем фронтам сразу? Сначала один удар, потом второй, а потом ты уже и не стоишь — лежишь, моргаешь и не понимаешь, как вообще дышать дальше. Вот и у меня было. Совсем недавно.

С Георгием мы вместе были пять лет в браке. А до этого ещё полтора года встречались. Познакомились на работе, всё как в кино — я забежала в кабинет за папкой, он уронил ручку, наши взгляды встретились, и понеслось. Оказалось, у нас много общего: любим одни фильмы, оба фанатели от старого рока, в ресторанах заказывали одни и те же блюда — ну не чудо ли?

Женились без спешки. Нам было по 28, и мы считали себя вполне взрослыми для этого шага. Но детей заводить не торопились. Я делала карьеру, он был полностью "за". Никогда не слышала от него фраз вроде: "Твое место на кухне". Скорее наоборот — "давай ты мир покоришь, а я буду болеть за тебя".

Годы шли, и ближе к тридцатнику мы оба вдруг начали поглядывать на детские площадки. Поймала себя на мысли, что больше не пролистываю ленты с малышами в соцсетях, а зависаю на них. В какой-то момент Георгий сказал:

– Слушай, а ты когда-нибудь думала, как бы ты назвала сына?

– С чего ты взял?

– Просто интересно. Мне вот, например, нравится имя Тимофей.

Он уже начал подбирать имена, представляете? А я тем временем перестала принимать противозачаточные, и мы решили — будет, когда будет. Без давления.
Но вот чего мы не учли — это то, что иногда «будет» просто не наступает.

Месяцы шли. Каждый новый цикл я ждала с надеждой. Было пару раз, когда грудь болела, настроение прыгало, задержка — сердце замирало. Но тест — одна полоска. Анализы — ничего. И так снова и снова. Пока я, вымотанная и уставшая, не решилась пойти на полное обследование.

После всех процедур и анализов меня пригласили к врачу.

– Вера, – начала она тихо, – боюсь, я не смогу обрадовать вас. По заключению — шансы забеременеть естественным путём у вас отсутствуют. Я очень прошу вас не терять надежду. Сегодня есть много альтернатив...

Дальше я её почти не слышала. Будто кто-то выключил звук, и я погрузилась в воду. Всё глушит, не разобрать ни слова. Я сидела и старалась не разреветься прямо там, на этом белом пластиковом стуле.

– Это что, бесплодие?.. – еле выдавила я. – А ЭКО? Суррогатное материнство?

Врач покачала головой.

– При текущем состоянии — ЭКО может быть безуспешным. Мы, конечно, попробуем всё возможное, но я обязана предупредить.

Я вышла оттуда не просто растерянной — опустошённой. Как будто часть меня оторвали и унесли. Но хуже всего было не это. Хуже было понимать, что придётся рассказать Георгию.

Он ведь последнее время всё чаще говорил о детях. О воспитании, о том, как важно быть рядом с ребёнком. Иногда я ловила его взгляд — тёплый такой, мечтательный. Мне казалось, он уже видел нас с малышом в парке, с воздушным шариком и мороженым.

Я собиралась с мыслями почти неделю. Потом, как-то вечером, приготовила его любимую пасту, зажгла свечи — как будто это могло смягчить удар.
– Жор, нам нужно поговорить, – начала я, садясь рядом. – Только, пожалуйста, дослушай.

Я рассказала всё. Медленно, по пунктам. Без слёз. Хотя внутри уже всё клокотало.

Он смотрел на меня молча. Потом закрыл глаза, потер виски и сказал:

– Ты как будто выстрелила мне в упор... Вер, я не могу сейчас это обсудить. Дай мне день-два, ладно?

Он ушёл в ванну и не выходил почти час. Я сидела на диване, смотрела в пустую тарелку и думала, что вот сейчас, прямо сейчас моя жизнь поворачивает куда-то не туда.

Прошёл день. Второй. Неделя. Но Георгий как будто замкнулся. Я пыталась поговорить, наладить, обнять — он отстранялся.

– Я уже всё понял. Не надо больше этих разговоров, – резко бросил он, когда я снова завела тему. – Мне тошно. И ты ещё добавляешь.

А потом, спустя месяц молчаливого ада, он просто сказал:

– Я подал на развод. Мне нужна семья, Вер. С детьми. Полноценная. Прости.

Я не верила. У меня дрожали руки, слёзы лились ручьём. Я кричала:

– Ты не можешь вот так! Мы же семья, ты обещал...

Он подошёл, взял меня за плечи и медленно, без эмоций сказал:

– Извини. Но я не останусь из жалости. Ты не заслуживаешь жалости, ты сильная. Но я ухожу.

Он собрал вещи. Часть уже была в новой квартире. Как будто знал, что уйдёт. А я осталась — с нашей фотографией на холодильнике, с запахом его одеколона на подушке и с ощущением, что жизнь просто встала на паузу.

Это был не просто конец отношений. Это был конец моего старого мира.