Я думала, что мама изменилась и оставила ей своего ребенка, но оказалось не так

С самого детства моя мама была человеком с железобетонным мнением на любой счёт. У неё всегда был один девиз: «Я знаю лучше всех».
Я помню, как в детстве даже пикнуть что-то в ответ было нельзя.

— Лера, ты кто такая, чтобы спорить? — говорила мама, сдвинув брови. — Я жизнь прожила, мне виднее!

Ну, а я? Я сидела, кивала. Не то чтобы у меня не было характера — был, ещё какой! Просто я рано поняла: если хочешь выжить в этой семейной иерархии, лучше делать вид, что ты тень. На людях — активная, лидер, староста, душа компании. А дома — тишина, как будто и нет меня вовсе.

Спорить с мамой было бесполезно. Аргументы? Смысла нет. Ссылки на врачей, учителей, других взрослых? Ха! Для неё не существовало авторитетов.

Особенно когда дело касалось моего здоровья.

В поликлинику меня водили разве что прививки поставить. Всё остальное — на маминой совести. Лечила она по старинке, с таким упорством, что казалось, будто собирается победить не вирус, а мировое зло.

— Сопли? Быстро полоскать горло!

— Температура 37,2? Срочно растираем уксусом, заворачиваем в одеяло!

— Кашель? Барсучий жир! Мама верила в него, как в святую воду.

А я после таких «курсов лечения» потом неделями отходила. Иммунитет, кажется, был убит под корень. Стоило мне немного замёрзнуть — всё, здравствуй, вирус, а за ним и целый букет осложнений. Циститы, герпесы, ангина, воспаления.

С годами я поняла: если хочу быть здоровой, надо брать всё в свои руки. Потихоньку начала восстанавливаться — витамины, питание, спорт, закалка, обследования у нормальных врачей. Это заняло годы, но я наконец почувствовала себя нормально.

Когда я переехала от родителей, было ощущение, что вырвалась из плена. Я даже маме сказала:

— Мам, я тебя люблю, но моя жизнь — моя территория. Если ты не перестанешь вмешиваться, нам придётся прекратить общение.

Она, конечно, обиделась. Несколько недель не звонила, не писала, обиженно молчала. А папа — он у нас добрый, спокойный, как облако — продолжал общаться как ни в чём не бывало. Через какое-то время мама остыла, начала выходить на контакт. Даже перестала давать советы. Мне показалось, что она всё-таки услышала меня.

Всё шло хорошо. Я вышла замуж, родила сына Артёма и дочку Катю. Сейчас им семь и три года. Родители с удовольствием возились с внуками — я радовалась, что у детей есть бабушка и дедушка.

Но, как оказалось, радость была преждевременной.

Недавно с мужем уехали в командировку — на три дня, ничего особенного. Детей оставили у родителей. И вот уже на следующий день звонок:
— Лерочка, у детей температура, они кашляют, — голос мамы спокойный, как у хирурга перед операцией.

Я тут же вызвала педиатра. Врач приехала, осмотрела, сказала:

— Ничего страшного, обычное ОРВИ. Нос промывать, горло полоскать, жаропонижающее по необходимости, ну и побольше пить.

Я всё объяснила маме, перевела деньги на лекарства, обозначила чёткие правила:

— Если что, звони сразу. Если хуже станет — вызывай скорую. Но никаких самолечений, мам, ладно?

— Да поняла я, не волнуйся, — ответила она с привычной ноткой недовольства.

Когда мы с мужем вернулись, я поехала забирать детей. И тут меня чуть не хватил удар.

На тумбочке в детской — аптека номер один. Антибиотики, какие-то таблетки без названий, барсучий жир, сосудосуживающие капли, причём взрослые!

— Мама, это что?! — я была в шоке.

— Лечила. А что?

— Ты вообще слышала, что сказал врач?! — я начинала закипать.

— Да что она понимает? Молоденькая, толком ничего не знает. А я тебя вырастила, и не из таких ситуаций вытаскивала, — спокойно сказала она, даже не думая извиняться.

— МАМА! Ты НОРМАЛЬНАЯ?! — уже сорвалась я.

Мы сильно поссорились. Очень. Я не помню, когда так злилась в последний раз. Я ведь реально верила, что мама изменилась, что она поняла... А оказалось — ни фига.

Прошло две недели. Мы не разговариваем. Папа, как всегда, молчит. Муж меня успокаивает:

— Лер, ну она же бабушка. Может, не со зла? Помирись с ней.

А я не могу. У меня в голове только одно:

«Если она не слушает даже теперь — можно ли ей доверить детей снова?»

Я ведь не прошу многого. Просто уважать мои решения. Моих детей. Я не говорю, что знаю всё идеально, но у меня хотя бы хватает ума прислушаться к врачам. А у мамы, как и раньше, один ориентир — «я лучше знаю».

Мне страшно. Страшно, что она может сделать вид, будто согласна, а потом снова начнёт «лечить» их по-своему. Снова принесёт эти таблетки, капли, мази, обряды шаманские, хоть свечи ставь.

Я не хочу лишать детей общения с бабушкой. Они её любят. Артём скучает, Катя просится к ней. Но как контролировать процесс, я не понимаю.

С одной стороны — хочется мира. С другой — хочется защитить своих детей. И я стою между этими двумя желаниями, как канатоходец, который боится сделать лишний шаг.