– Ты обещал купить племянникам подарки, нельзя разрушать их веру! – золовка обработала мужа за моей спиной

Я стояла в дверях, чувствуя, как немеют пальцы от тяжести пакетов. День в парикмахерской вытянул все силы. А на моей кухне, уютно устроившись, сидела Алина, раскладывая печенье по тарелкам для наших детей и своих. 

— Машке нужен современный смартфон, — напористо заявила золовка. — Её старьё уже даже сообщения нормально не отправляет. Одноклассники потешаются. 

— Привет, — сухо бросила я. — Как ты оказалась внутри? 

— Кирилл ключ оставил, — отмахнулась она. — Я звонила, ты, наверное, не услышала. 

Я не стала проверять телефон. Это не имело значения. 

— Так вот, — Алина отхлебнула чай, который сама же и налила. — Для Машки модель подороже, тысяч сорок. А Степке новый планшет для учебы — около двадцати пяти. Мы уже присмотрели. 

Я опустилась на стул. В голове пронеслось: завтра надо оплатить кружок робототехники для Ильи, а Даше уже месяц обещаем новые ботинки — старые жмут. 

— Мы еще не обсуждали новогодние подарки, — начала я. 

— Пора бы, — сразу ответила золовка. — Все уже давно закупаются. Или вам жалко на родных племянников? 

Кирилл как раз вчера говорил, что премию задерживают. 

— Речь не о жадности, — я встала. — У нас свои планы. 

— Планы! — фыркнула Алина. — Кирилл же им родной дядя. Или ваши дети теперь главнее? 

В этот момент послышался щелчок замка. Муж вернулся. 

— Сестренка! Рад тебя видеть! — Он обнял Алину. 

— Мы тут о подарках беседовали, — тут же вставила она. — Ты же говорил, что обязательно поддержите. 

Кирилл бросил на меня быстрый взгляд. 

— Что-нибудь обязательно подберем, — пробормотал он. 

— Дядя Кир, ты же обещал мне крутой планшет! — из комнаты выскочил племянник Степан, цепляясь за рукав Кирилла. 

— Обещал? — холодно переспросила я. 

— Ну, в общем, давал понять, — муж заерзал. — К празднику... 

— Вот и отлично! — Алина сияла. — Дети запомнили. Нельзя же разрушать их веру. 

Ее взгляд, скользнувший по мне, был полон сладковатого торжества. После их ухода я не выдержала. 

— О каких сорока тысячах речь? Мы сами вынуждены считать каждую копейку! 

— Не кричи, — Кирилл снял ботинки. — Купим что-нибудь попроще. Не драматизируй. 

— Драматизирую? Илья в старой куртке ходит, рукава на три пальца до запястья не достают! А ты готов отдать последнее? 

— Она одна с детьми, — голос мужа стал твердым. — Нам помочь некому, а ей — я. Успокойся. 

Но я не могла успокоиться. В ту ночь мы лежали спиной к спине, разделенные пропастью молчания. 

А утром, пока муж был в гараже, я взяла его планшет. Соцсети были открыты. Я не искала ничего, просто случайно ткнула в переписку с Алиной. 

— Спасибо, братик, за перевод! — гласило свежее сообщение. — Как раз хватило на новую шубу! Старая совсем поизносилась. Не говори Маринке, а то опять сцену устроит о «детских ботинках». 

Дата — вчерашний день. Сумма — пятьдесят тысяч. Те самые, что мы откладывали на покупку стиральной машинки. 

Предательство дышало ледяным сквозняком со страницы экрана. Это было уже не просто слабоволие. Это был осознанный выбор — где его сестра, а где мы. 

Когда вернулся Кирилл, я молча повернула к нему планшет. Он побледнел.

— Это… это не то… — начал он. 

— Не продолжай, — оборвала я. — Собирай вещи. Или соберу я с детьми. Решай сейчас. 

— Я позвоню ей сейчас, — хрипло сказал он. — Все верну. Все объясню. 

— Объясни сначала мне, почему ее шуба оказалась важнее наших планов. 

Он не нашел слов. 

На следующий день он принес конверт с деньгами. Машинку мы купили. Алина звонила потом, кричала о несправедливости. Кирилл слушал молча, а потом сказал: «Всё. Больше ни копейки. У меня своя семья». И положил трубку. 

Мы не помирились моментально. Доверие — это не клей, им не склеишь трещину за час. Но той ночью он обнял меня во сне, крепко-крепко, как будто боялся уронить. И я прижалась к его груди. Иногда спасать семью приходится от тех, кого в нее же и записали. Это больно. Но иначе — никак.