Соседка обвинила нас в краже бочки с ее участка, но не догадывалась, что у нас есть железное алиби

Тот самый день начался с дурацкого грохота под окном. Я допивала кофе, глядя, как солнце золотит верхушки яблонь, а тут – треск, лязг и голос нашей соседки, Валентины Семеновны, чей крик мог бы стекла бить. 

— Воры! Безобразники! — неслось с ее участка. — Бочку мою сволокли! Новую, железную! 

Я вздохнула. Валентина Семеновна была тем еще подарком для нервной системы. Вечно всем недовольная, подозрительная, как рысь в курятнике. Но чтоб на нас... Вышла на крыльцо. Муж, Сережа, уже стоял там, брови в удивленной дуге. 

— Что случилось-то, Валентина Семеновна? — спросил он спокойно. 

— А вы не знаете?! — она, красная как рак, ворвалась к нам через калитку, тыча пальцем в наши задворки, где у сарая действительно стояла старая бочка. Наша, проржавевшая. — Ваша? Ха! Да ваша-то трещит по швам! А мою, новенькую, с участка умыкнули! И знаете кто? — Она перевела пылающий взгляд на меня. — Это вы! Вчера вечером, я видела, как ваш Сережа у забора маячил! Подозрительно! 

Сережа аж поперхнулся. 

— Я? Бочку? Валентина Семеновна, да я вчера в городе был! Вернулся за полночь! На такси! 

— Такси! — фыркнула она с таким презрением, будто он сказал «на ковре-самолете». — Кому вы врёте? Я сама видела! Готова в суд идти! Бочка-то не копейки стоила! 

Меня начало подтряхивать. Не от страха, а от возмущения. Эта вечная подозрительность, готовность обвинить первым делом соседей... Сережа пытался что-то объяснить про командировку, про поздний поезд, но Валентина Семеновна лишь качала головой, твердя свое: 

— Не отпирайтесь! Знаю я вас! Бочку верните, и точка! А то милицию вызову! 

И тут меня осенило. Мы как раз на прошлой неделе поставили маленькую камеру у калитки – после того, как у Сережи с веранды пропал новый шуруповерт. Камера была незаметная, но с ночной съемкой. 

— Валентина Семеновна, — сказала я, и голос мой прозвучал удивительно спокойно. — Вы говорите, вчера вечером Сережа у забора был? Примерно во сколько? 

— Да часов в одиннадцать! Когда я свет на крыльце гасила! Вот он, бочковор! 

Я кивнула и прошла в дом, к ноутбуку. Сердце стучало, но уже не от злости, а от предвкушения. Нашла запись за вчера, примерно 23:00. И вынесла ноутбук на крыльцо. 

На экране было четко видно: темнота, свет от фонаря на нашем крыльце, и... пустота у забора. Ни души. Только кусты шелестят. А потом, через пару минут – характерный скрип калитки от соседки и луч ее фонарика, мелькнувший в кадре, когда она вышла во двор, видимо, что-то проверять. Время – 23:07. 

— Вот, — показала я на экран. — 23:00. Никого. 23:07 – это вы вышли, Валентина Семеновна. А Сережа... — Я переключила запись на 00:15. — ...вот он, приехал на такси. За полночь. Как и говорил. 

Валентина Семеновна замерла. Ее лицо, еще секунду назад пылавшее негодованием, начало стремительно бледнеть, потом покрылось пятнами краски. Она смотрела то на экран, то на Сережу, то на меня. Рот ее открывался и закрывался без звука. 

— Так это... — начала она сипло. — Это... может, раньше? Или позже... 

— Запись есть за весь вечер, — мягко сказала я. — Хотите посмотреть? Или может, милицию все-таки вызовем? Пусть разберутся, куда ваша бочка делась. 

Она молчала. Потом резко развернулась и, не сказав больше ни слова, почти побежала к себе, хлопнув калиткой так, что отдалось у нас. 

Сережа выдохнул, обнял меня за плечи. 

— Ну, вот и алиби сработало. Железное. 

Я закрыла ноутбук. На душе было странно: и удовлетворение от справедливости, и капля жалости к этой вечно озлобленной женщине. Но больше всего – тихая радость за наш маленький технологический щит. 

— Да, — улыбнулась я. — Спасибо, камера. Лучше соседских догадок. Теперь пойдем, свою старую бочку подкрасим. А то вдруг кто-то тоже заподозрит нас в краже... чужой ржавчины.